САМЫЙ БОЛЬШОЙ ПЛОД В МИРЕ - У ТЫКВЫ Время от времени в мире устанавливаются все новые рекорды по выращиванию самой большой тыквы. Недавно в США была выращена очередная рекордсменка. Гигантский овощ весил 558 кг. Чтобы привезти тыкву на сельскохозяйственный фестиваль в

САМЫЙ ОПАСНЫЙ ПЛОД В МИРЕ - ДУРИАН Плод дуриана (Durio zibethinus) - не только самый опасный плод в мире (особенно если покрытый шипами 25-сантиметровый шар в 4 кг весом свалится вам на голову); кроме того, он, пожалуй, единственный плод в мире, ради которого те, кто к нему

Когда плод начинает испытывать боль? Способность испытывать боль возникает у плода не ранее 20-й недели беременности. Во всяком случае, это самые последние данные. Компоненты спиноталамической системы, которая «сообщает» о боли, начинают формироваться на 7-й неделе

ПЛОД - система В. Альбрехта Принципы поведения свидетеля на допросе В. Альбрехт свел к 4 правилам, название которых он составил из первых букв ключевых слов - ПЛОД. В. Альбрехт именовал свои правила ситами. Можно их назвать и «контрольками», не позволяющими следователю

2. Ваша программа – плод воображения журналиста Часто бывает так, что журналисту надо привлечь внимание к своему изданию какой-нибудь сенсацией. Издания, посвященные бодибилдингу и фитнесу, в качестве такой сенсации достаточно часто предлагают придуманные одним из их

В Сети набирает силу миф о ядерной войне 17-18 века, о потопах, которые 200 лет назад убили динозавров и мамонтов, о захватчиках, которые контролируют элиты, которые злонамеренно не дают развиваться технической мысли и травят народ прививками и пищевыми добавками.
Идея безусловно красивая, архетипическая. В стране победившей социалистической революции, где истпарт преподавался от детских садов до вузов, идеи противостояния угнетающему помещичье-самодержавному строю, т. е. злобным космическим захватчикам находят поддержку в родовой памяти людей.
Поскольку никто тех времен сам не видел, естественно полагаться на различные артефакты, интерпретировать различные ландшафтные образования, культурные слои, почвы, леса и пр.
Разумеется, по большей части это делается с превозмогающим здравый смысл усердием, что может придать затесавшимся действительно стоящим фактам привкус бульварной дешевки.
1) Любимый аргумент альтернативщиков — отсутствие деревьев старше 200-300 лет.
Во первых это не совсем правда. Правильней говорить о сообществе деревьев - лесе. Отдельно стоящие деревья могут иметь весьма почтенный возраст. По соответствующему поисковому запросу легко найти тысячелетние деревья с признанным наукой возрастом, пройтись по «помнящим» Пушкина дубам с возрастом 4-5 веков и т.д.

Старый Тикко - ель обыкновенная возрастом 9550 лет. Находится в национальном парке Фулуфьяллет (англ.)русск. (национальном парке Швеции Фулуфьеллет, провинция Даларна). Эта ель является старейшим в мире живым клональным деревом.…

Carkrull — собственная работа. Взято отсюда https://ru.wikipedia.org/wiki/Список_старейших_деревьев

Вопрос. Отчего они не погибли от пожаров, когда с неба падали инопланетные водородные бомбы? Как их пощадил потоп? И, наконец, как их миновала та самая глина, которая по мнению альтернативщиков падала с неба?
Ничего не имею против мысленных экспериментов и умопостроений на диване, но всякий, кто выберется в какой-нибудь Битцевский лес, поймет, как сложно выживать деревьям в лесу. Их валят ураганы и калечат падающие соседи. Листья деревьев сохнут от болезней и отсутствия света. Деревья выгнивают, высыхают от заживо пожирающих плоть грибков, мха и плесени.
Полная аналогия с городом, где настоящих долгожителей, увы, не водится. Добавив сюда человека с пилой, повышенную смолистость, а как следствие горючесть сосен и елей, вытесняющих лиственные деревья вкупе с засухами, удары молний, любителей костров, получаем время жизни лесного массива - 100 лет до превращения в ельник и еще лет 100-200 до вырубки или пожара.
Короче. За подробностями умные люди обращались во втором классе к Пришвину или Бианки. Двоечники во взрослом состоянии курили Кунгурова. Отсюда и разность воззрений на процесс.
2) Другим любимым аргументом «альтернативы» остаются годовые кольца. Вот они есть, а вот их почти не видно. Вывод: — небо закрывали сажа континентальных пожаров и пыль, поднятая в стратосферу гигатонными бомбами пришельцев. В сумрачном, холодном аду деревья почти не росли.
Сосчитав годовые кольца, можно определить время лихолетья. Так сказать свидетельство очевидца. Но не судьба сообразить, что вокруг дерева вырос лес, который принес тень, заразу и химическую межвидовую войну растений?

Злобные захватчики и бомбежка гораздо интересней. Не отрицаю возможности лютых годов и даже атомных бомбежек, но может стоит не заниматься самобманом, подгоняя желаемое под действительное, тыча в единственный пенек? Только планомерные и массовые исследования позволят определить, было ли так на самом деле.
3) Радиация. Ролики «альтернативных исследователей» часто показывают, как вооруженный последними достижениями науки в виде бытовых счетчиков радиации, ютьюбер копает ямку и демонстрирует что на глубине экспозиционная доза становится больше. Конечно, ядерная война древности, куда деваться. Прямое доказательство.

При этом разница показаний прибора идет на единицу или две в 4 знаке. Человека можно поздравить, у него в «пищалке» достаточно чувствительный датчик. Как мы помним, бытовые «счетчики радиации» укомплектованы 1-2 трубками Гейгера-Мюллера, позволяющими приблизительно определять гамма излучение или плотность потока достаточно энергичных бета-частиц. Достоверные данные получаются совсем другими приборами. Но тем не менее, факт есть факт. Радиация немного возрастает. Бинго! Вот он след древней войны. Но так ли это на самом деле? Давайте рассуждать.
Мегатонны воздушных и наземных взрывов середины 20-го века породили громадное количество радиоактивных изотопов, которые переносятся с водой и пылью, исправно загрязняя окружающую среду ионизирующими излучениями. Взаимодействие с водой и воздухом породило растворимые соли элементов, которые следовали за потоками впитывающейся влаги. Как следствие - снижение активности на поверхности и повышение в глубине почвы в слоях интерпретируемых как относящиеся к доядерной эре.
Может быть планомерные исследования докажут реальное повышение фона, но сделаны они должны быть по всем правилам науки. Пока же видны только пищащие «напряжометры» в некорректно поставленных любительских опытах.
4) Раскаленная термосфера Земли. Одним из любимых аргументов разоблачителей «космического обмана» стал миф о раскаленных внешних областях атмосферы. Действительно, название как бы намекает, да и схемки из энциклопедий энциклопедий дают пищу фантазии. На высотах от 200 до 800 км воздух раскален до 2000 Кельвинов. И как там летают космонавты?!
Однако стоит вспомнить, что на таких высотах вакуум выше чем в лампе накаливания. Оттого, разогретые ультрафиолетом отдельные молекулы газов, оказывают примерно такое же действие на помещенное в околоземное космическое пространство тело, как муха пытающаяся героическим тараном остановить бодро топающее стадо слонов.

5) Еще один лелеемый «альтернативщиками» миф гласит, что вечная мерзлота возникла там, где ударная волна от столкновения с каким-то небесным телом (вторая луна, комета Биэла и тд.) сорвала с поверхности атмосферу. «Космический холод вакуума» коснулся почвы и проморозил ее на сотни метров. Вообще-то это полный бред ибо вакуум(отсутствие газовой среды) не холодный и не горячий, более того являет прекрасным теплоизолятором.
В доказательство приводят ролики с Ютуба, где вода кипит и замерзает при пониженном давлении. Процесс известен. Точка кипения в вакууме опускается до комнатной температуры и ниже, испарение охлаждает, поскольку энергия на процесс отнимается от воды. Однако, процесс этот небыстрый и непонятно, как можно за секунды проморозить сотни метров грунта.

Ума холодных наблюдений / И сердца горестных замет

Из посвящения, предваряющего роман в стихах «Евгений Онегин» (1823-1831) А. С. Пушкина (1799-1837).

Уме недозрелый, плод недолгой науки!

Из начала первой сатиры «На хулящих учения. К уму своему» (1729) русского поэта Антиоха Дмитриевича Кантемира (1708-1744), которая до своей первой публикации (1762) ходила только в списках:

Уме недозрелый, плод недолгой науки!

Покойся, не понуждай к перу мои руки...

Умер великий Пан!

Из легенды, изложенной древнегреческим историком Плутархом (ок. 45-127) в его сочинении «Об упадке оракулов» (гл. 17). Однажды в царствование императора Тиберия из Пелопоннеса (Греция) в Италию шел корабль с грузом и людьми. Когда он проходил мимо острова Паксос, с берега кто-то окликнул египтянина Фармуза, кормчего корабля. Тот отозвался, и неизвестный голос велел ему, чтобы тот, когда корабль будут проходить другой остров - Палодес, возвестил там, что «умер великий Пан». Кормчий так и сделал, и со стороны Палодеса до него тут же донеслись плач и стенания.

По древнегреческой мифологии Пан был богом, покровителем стад и пастухов, а позднее считался божеством, охранявшим всю природу. Поэтому, когда о случившемся сообщили в Рим, император Тиберий и весь город пришли в большое смятение. Тиберий, по сообщению Плутарха, собрал совет ученых мужей, чтобы те объяснили ему, что это значит и что отсюда может последовать. Те сказали, что Пан, будучи сыном бога Гермеса и смертной женшины Пенелопы, обладать бессмертием богов не может, поэтому его смерть не есть нарушение порядка вещей и никаких катастроф ожидать не следует.

Позднее христианские историки стали видеть в этом эпизоде особую символику. Поскольку именно в эпоху Тиберия христианство стало вытеснять в Риме язычество, то возглас, возвестивший о смерти языческого бога, стали трактовать как поражение веры ложной и утверждение веры истинной. Именно в таком ключе передал эту легенду Франсуа Рабле в своем романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» и тем самым весьма способствовал популяризации этого предания.

Впоследствии некоторые ученые-историки античности стали полагать, что этот возглас, который звучал как «Фамуз хо панмегас тефнеке», был просто неверно истолкован. «Фамуз» в данном случае сирийское наименование бога Адониса, «панмегас» означает «величайший», а сам возглас и стенания суть только обряды, составные части его культа. Случайное сходство имени бога и кормчего и стало причиной недоразумения.

Иносказательно: конец одной исторической эпохи и начало другой. Так, немецкий поэт Генрих Гейне, узнав об Июльской революции 1830 г. во Франции, воскликнул: «Великий языческий Пан умер!», имея в виду рухнувшую власть Бурбонов.

Умеренность есть лучший пир

Последняя строка из стихотворения «Приглашение к обеду» (май, 1795) Гаврилы Романовича Державина (1743-1816):

Извольте вы мой толк послушать:

Блаженство не в лучах порфир,

Не в вкусе яств, не в неге слуха;

Но в здравьи и спокойстве духа, -

Умеренность есть лучший пир.

Умеренность и аккуратность

Из комедии «Горе от ума» (1824) Л. С. Грибоедова (1795-1829). Слова Молчалина, который так описывает главные достоинства своего характера (действ. 3, явл. 3).

Умереть - уснуть

Из трагедии «Гамлет» Уильяма Шекспира (1564-1616). Монолог Гамлета (действ. 3, явл. 1) в переводе прозой (1837) писателя, журналиста, историка и критика Николая Алексеевича Полевого (1796-1846).

Умерщвляют живых, чтобы почтить мертвых

Из 6-й сатиры французского поэта и критика, автора известного,труда «Поэтическое искусство» Никола Буало (1636-1711).

Смысл выражения: часто ярких, неординарных людей при их жизни не любят, преследуют (и иногда эти преследования становятся причиной их смерти), но потом, когда такие люди умирают, все признают их величие, ставят им памятники, пишут книги, ссылаются на их авторитет и т. д.

Аналог фразы У нас любить умеют только мертвых.

Умирающий лебедь

Название хореографической миниатюры, поставленной на музыку из оркестровой фантазии «Карнавал животных» французского композитора Камилла Сен-Санса. Эта миниатюра была впервые поставлена для великой русской балерины Анны Павловой в 1907 г. хореографом Михаилом Фокиным, который назвал этот танец «Лебедь». А начиная с 1913 г. на театральных афишах стало поягзляться ныне широко известное, ставшее классическим название - «Умирающий лебедь». Его автор неизвестен.

К УМУ СВОЕМУ

Уме недозрелый, плод недолгой науки!
Покойся, не понуждай к перу мои руки:
Не писав летящи дни века проводити
Можно, и славу достать, хоть творцом не слыти.
Ведут к ней нетрудные в наш век пути многи,
На которых смелые не запнутся ноги;
Всех неприятнее тот, что босы проклали
Девять сестр. Многи на нём силу потеряли,
Не дошед; нужно на нём потеть и томиться,
И в тех трудах всяк тебя как мору чужится,
Смеётся, гнушается. Кто над столом гнётся,
Пяля на книгу глаза, больших не добьётся
Палат, ни расцвеченна марморами саду;
Овцу не прибавит он к отцовскому стаду.

Правда, в нашем молодом монархе надежда
Всходит музам немала; со стыдом невежда
Бежит его. Аполлин славы в нём защиту
Своей не слабу почул, чтяща свою свиту
Видел его самого, и во всём обильно
Тщится множить жителей парнасских он сильно.
Но та беда: многие в царе похваляют
За страх то, что в подданном дерзко осуждают.
«Расколы и ереси науки суть дети;
Больше врёт, кому далось больше разумети;
Приходит в безбожие, кто над книгой тает, –
Критон с чётками в руках ворчит и вздыхает,
И просит, свята душа, с горькими слезами
Смотреть, сколь семя наук вредно между нами;
Дети наши, что пред тем, тихи и покорны,
Праотческим шли следом к божией проворны
Службе, с страхом слушая, что сами не знали,
Теперь, к церкви соблазну, библию честь стали;
Толкуют, всему хотят знать повод, причину,
Мало веры подая священному чину;
Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу,
Не прибьёшь их палкою к солёному мясу;
Уже свечек не кладут, постных дней не знают;
Мирскую в церковных власть руках лишну чают,
Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали,
Поместья и вотчины весьма не пристали».

Силван другую вину наукам находит.
«Учение, – говорит, – нам голод наводит;
Живали мы преж сего, не зная латыне,
Гораздо обильнее, чем мы живём ныне;
Гораздо в невежестве больше хлеба жали;
Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли.
Буде речь моя слаба, буде нет в ней чину,
Ни связи, – должно ль о том тужить дворянину?
Довод, порядок в словах – подлых то есть дело,
Знатным полно подтверждать иль отрицать смело.
С ума сошёл, кто души силу и пределы
Испытает; кто в поту томится дни целы,
Чтоб строй мира и вещей выведать премену
Иль причину, – глупо он лепит горох в стену.
Прирастёт ли мне с того день к жизни, иль в ящик
Хотя грош? могу ль чрез то узнать, что приказчик,
Что дворецкий крадёт в год? как прибавить воду
В мой пруд? как бочек число с винного заводу?
Не умнее, кто глаза, полон беспокойства,
Коптит, печась при огне, чтоб вызнать руд свойства,
Ведь не теперь мы твердим, что буки, что веди –
Можно знать различие злата, сребра, меди.
Трав, болезней знание – голы всё то враки;
Глава ль болит – тому врач ищет в руке знаки;
Всему в нас виновна кровь, буде ему веру
Дать хочешь. Слабеем ли – кровь тихо чрезмеру
Течёт; если спешно – жар в теле; ответ смело
Даёт, хотя внутрь никто видел живо тело.

А пока в баснях таких время он проводит,
Лучший сок из нашего мешка в его входит.
К чему звёзд течение числить, и ни к делу,
Ни кстати за одним ночь пятном не спать целу,
За любопытством одним лишиться покою,
Ища, солнце ль движется, или мы с землёю?
В часовнике можно честь на всякий день года
Число месяца и час солнечного всхода.
Землю в четверти делить без Евклида смыслим,
Сколько копеек в рубле – без алгебры счислим».
Силван одно знание слично людям хвалит:
Что учит множить доход и расходы малит;
Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет,
Гражданству вредным весьма безумством звать смеет.
Румяный, трожды рыгнув, Лука подпевает:
«Наука содружество людей разрушает;
Люди мы к сообществу божия тварь стали,
Не в нашу пользу одну смысла дар прияли.
Что же пользы иному, когда я запруся
В чулан, для мёртвых друзей – живущих лишуся,
Когда всё содружество, вся моя ватага
Будет чернило, перо, песок да бумага?
В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати:
И так она недолга – на что коротати,
Крушиться над книгою и повреждать очи?
Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи?
Вино – дар божественный, много в нём провору:
Дружит людей, подаёт повод к разговору,
Веселит, все тяжкие мысли отымает,
Скудость знает облегчать, слабых ободряет,
Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит,
Любовник легче вином в цель свою доходит.
Когда по небу сохой бразды водить станут,
А с поверхности земли звёзды уж проглянут,
Когда будут течь к ключам своим быстры реки
И возвратятся назад минувшие веки,
Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, –
Тогда, оставя стакан, примуся за книгу».
Медор тужит, что чресчур бумаги исходит
На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не в чем уж завертеть завитые кудри;
Не сменит на Сенеку он фунт доброй пудры;
Пред Егором двух денег Виргилий не стоит;
Рексу – не Цицерону похвала достоит.
Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши;
Вот для чего я, уме, немее быть клуши
Советую. Когда нет пользы, ободряет
К трудам хвала, – без того сердце унывает.
Сколько ж больше вместо хвал да хулы терпети!
Трудней то, неж пьянице вина не имети,
Нежли не славить попу святую неделю,
Нежли купцу пиво пить не в три пуда хмелю.
Знаю, что можешь, уме, смело мне представить,
Что трудно злонравному добродетель славить,
Что щеголь, скупец, ханжа и таким подобны
Науку должны хулить, – да речи их злобны
Умным людям не устав, плюнуть на них можно;
Изряден, хвален твой суд; так бы то быть должно,
Да в наш век злобных слова умными владеют.
А к тому ж не только тех науки имеют
Недрузей, которых я, краткости радея,
Исчёл иль, правду сказать, мог исчесть смелея.
Полно ль того? Райских врат ключари святые,
И им же Фемис вески вверила златые,
Мало любят, чуть не все, истинну украсу.
Епископом хочешь быть – уберися в рясу,
Сверх той тело с гордостью риза полосата
Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата,
Клобуком покрой главу, брюхо – бородою,
Клюку пышно повели везти пред тобою;
В карете раздувшися, когда сердце с гневу
Трещит, всех благословлять нудь праву и леву.
Должен архипастырем всяк тя в сих познати
Знаках, благоговейно отцом называти.
Что в науке? что с неё пользы церкви будет?
Иной, пиша проповедь, выпись позабудет,
Отчего доходам вред; а в них церкви права
Лучшие основаны, и вся церкви слава.
Хочешь ли судьёю стать – вздень перук с узлами,
Брани того, кто просит с пустыми руками,
Твёрдо сердце бедных пусть слёзы презирает,
Спи на стуле, когда дьяк выписку читает.
Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы,
Иль естественный закон, иль народны правы –
Плюнь ему в рожу, скажи, что врёт околёсну,
Налагая на судей ту тягость несносну,
Что подьячим должно лезть на бумажны горы,
А судье довольно знать крепить приговоры.
К нам не дошло время то, в коем председала
Над всём мудрость и венцы одна разделяла,
Будучи способ одна к высшему восходу.
Златой век до нашего не дотянул роду;
Гордость, леность, богатство – мудрость одолело,
Науку невежество местам уж посело,
Под митрой гордится то, в шитом платье ходит,
Судит за красным сукном, смело полки водит.
Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Изо всех почти домов с ругательством сбита;
Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы,
Как, страдавши на море, корабельной службы.
Все кричат: «Никакой плод не видим с науки,
Учёных хоть голова полна – пусты руки».
Коли кто карты мешать, разных вин вкус знает,
Танцует, на дудочке песни три играет,
Смыслит искусно прибрать в своём платье цветы,
Тому уж и в самые молодые леты
Всякая высша степень – мзда уж невелика,
Семи мудрецов себя достойным мнит лика.
«Нет правды в людях, – кричит безмозглый церковник, –
Ещё не епископ я, а знаю часовник,
Псалтырь и послания бегло честь умею,
В Златоусте не запнусь, хоть не разумею».
Воин ропщет, что своим полком не владеет,
Когда уж имя своё подписать умеет.
Писец тужит, за сукном что не сидит красным,
Смысля дело набело списать письмом ясным.
Обидно себе быть, мнит, в незнати старети,
Кому в роде семь бояр случилось имети
И две тысячи дворов за собой считает,
Хотя в прочем ни читать, ни писать не знает.
Таковы слыша слова и примеры видя,
Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя.
Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,
Кто в тихом своём углу молчалив таится;
Коли что дала ти знать мудрость всеблагая,
Весели тайно себя, в себе рассуждая
Пользу наук; не ищи, изъясняя тую,
Вместо похвал, что ты ждёшь, достать хулу злую.

Сатира сия, первый опыт стихотворца в сем роде стихов, писана в конце 1729 года, в двадесятое лето его возраста. Насмевается он ею невежам и презирателям наук, для чего и надписана была «На хулящих учения». Писал он ее для одного только провождения своего времени, не намерен будучи обнародить; но по случаю один из его приятелей, выпросив ее прочесть, сообщил Феофану , архиепископу Новгородскому, который ее везде с похвалами стихотворцу рассеял и, тем не доволен, возвращая ее, приложил похвальные сочинителю стихи и в дар к нему прислал книгу «Гиралдия о богах и стихотворцах». Тому архипастырю следуя, архимандрит Кролик многие в похвалу творцу стихи надписал (которые вместе с Феофановыми в начале книжки приложены), чем он ободрен, стал далее прилежать к сочинению сатир.