«Комсомолка» выяснила, сколько уроженцев Северного Кавказа сейчас воюют на стороне террористов и как вернуть их к мирной жизни

Фото: Татьяна ГУЩИНА

Изменить размер текста: A A

По статистике, в рядах боевиков в странах Ближнего Востока сегодня воюет около 5 тысяч человек из России . Чтобы сказать, как выглядит на этом фоне Северный Кавказ , достаточно просто привести цифры: из Дагестана - свыше 1000 человек, Чечни - около 500 - 600, КБР - свыше 200, КЧР - свыше 200, со Ставрополья - около 100 человек . Цифры приблизительные, потому что выявить таких людей достаточно сложно. И вот почему: человек долгое время может жить в обществе и здороваться каждый день с соседями, помогать перейти через дорогу старушке или поехать к отцу в село косить траву. И при этом уже иметь в кармане билет в Турцию , чтобы оттуда перебраться в Сирию или Ирак на «подмогу братьям-мусульманам».

Сегодня нет единого рецепта, как распознать потенциального террориста в своем окружении. И это действительно проблема. И все-таки кое-какие наработки в этой сфере у правоохранительных органов нашего региона уже есть. Мы полагаем, что читателям «Комсомольской правды на Северном Кавказе» будет полезно узнать о них.

ОТЛИЧНИК-АДВОКАТ ИЛИ РЕЛИГИОЗНЫЙ ФАНАТ?

В семье жителей Степновского района, выходцев из Чечни Мидаевых , раскол. Отец Рамзан Ризванович отрекся от сына, уехавшего на Ближний Восток, и желает ему смерти. Мать Малика, наоборот, ждет возвращения сына из ИГИЛ.

Пусть хоть какой, хоть раненый, любой, но возвращается, - плачет она.

Их сын Беслан в 2014 году уехал на войну. Отец Рамзан вспоминает, что он узнал об отъезде сына в Турцию по телефону. Потом связь оборвалась на долгие месяцы. Родные узнали только, что в Сирии Беслан воюет на стороне боевиков. Со слов отца, в бою он подорвался на растяжке и стал инвалидом - у него до колен раздроблены ноги. До того как уехать туда, он успешно окончил юрфак в Ставрополе , собирался стать адвокатом, женился и растил детей.

Он всегда был отличником в школе, - рассказывает «Комсомольской правде на Северном Кавказе» мама и показывает фото в альбоме: красивый, плечистый, сильный, вот он на выпускном в окружении девочек, вот он с кубком за победу в соревнованиях, вот он с друзьями... Он собирался вернуться в Степновский район, помогать отцу...

Отец в это время странно смотрит на фото. «Того» сына он помнит и любит. А нынешнего проклинает.

Я не могу понять или вспомнить, как он изменился. Мы ничего не замечали, - говорит он. Но потом задумывается. - Года три назад он приехал из Ставрополя с бородой. Я спросил, кто у нас умер? Сыну это не понравилось. Матери он высказал претензию: почему не научила его молиться правильно? Почему телевизор смотришь? Я ему сказал тогда, что никто не запрещал ему никогда молиться и вести себя, как он хочет. Он так и уехал в Ставрополь недовольный.

Именно в Ставрополе, как считает отец, сын до неузнаваемости изменился. Окончил юридический факультет, но работать не пошел. Решил совершенствоваться духовно и уехал в Чечню на полгода. Там подсел на радикальный ислам. И там же познакомился с женой по WhatsApp. Она оказалась близкой ему по духу.

Когда он приезжал, я говорил ему: молиться хочешь - молись. Тут природа, места хорошие, людей мало, уединение. Но он в ответ: «Нет, я хочу исламское образование». Я предложил ему поступить в московский исламский вуз, но он сам решил уехать в Чечню. Во вторник позвонил мне, я сказал: «Приезжай, поможешь траву косить». А в четверг мама SMS получает: «Мы поступили в медресе в Турции, нас приняли сразу на второй курс!». А на самом деле попали в Сирию. Идиоты... Врал мне, уже во вторник у него билеты в кармане были. Весь такой набожный, а врать им можно, значит. Если он вернется, я считаю, его по всей строгости российского закона наказать. Но он знает российские законы, он же юрист, не приедет сюда.

СЛЕДИТЬ БУДУТ, НО ЖИТЬ ДАДУТ

На самом деле ради возвращения наших граждан, воевавших на Ближнем Востоке, в России действует целая программа. Она предполагает не только наказание за военные преступления, если такие выявятся, но и адаптацию. В Степновском районе известно о двоих уехавших в Сирию. Но их может быть и больше.

Ведь никто из родственников намеренно не пойдет сообщать о том, что их сын в ИГИЛ, - рассказывает специалист отдела общественной безопасности, межнациональных отношений, по профилактике коррупционных и иных правонарушений администрации Степновского муниципального района. - Их приходится выявлять, искать, а потом еще долго устанавливать контакт.

Есть мнение, что те, кто уезжает в Сирию, обычно обрывают связи. Не факт. Многие разочаровываются там и задумываются о том, чтобы вернуться. Есть такая форма работы, как склонение к явке с повинной через родителей, чтобы они потом не получили похоронку на своего ребенка.

Но при этом мы просим их любыми способами повлиять на своего ребенка, чтобы вернулся, если он вдруг окажется на связи, - говорит специалист администрации. - Он не должен бояться, он должен знать, что все будет в рамках закона. Если виноват - накажут, но со всеми смягчающими обстоятельствами. Конечно, не все так просто. Вернувшись из зоны боевых действий, человек находится в поле зрения правоохранительных органов. Его будут судить, и если докажут, что на подсудимом есть кровь, ему грозит срок. А от администрации района обязательно будет ходатайство на смягчение приговора. Хотя бы из-за того, что человек пересмотрел свои взгляды и имел мужество вернуться. Конечно, такие меры могут вызвать у кого-то раздражение. Мол, в России и за мешок картошки сажают, а тут вернувшийся боевик... Но, с другой стороны, если он вернется к мирной жизни, то таким образом сохранит десятки, а то и сотни жизней других. Все это делается на опережение.

На Ставрополье 4 человека уже вернулись из зоны боевых действий. Трех из них суд наказал условно. Дело четвертого еще на рассмотрении. Естественно, эти люди понимают, что они под присмотром правоохранительных органов.

Разработан план их адаптации, который предусматривает в том числе материальную помощь, помощь с жильем, устройством на работу, детей в садик, - продолжает специалист администрации.

В Степновском районе около года назад вернулся из мест лишения свободы местный житель, осужденный на 13 лет за экстремизм и участие в банде. Первая же проблема ждала его на пороге центра занятости. И дело не только в том, что обслуживать его отказались все сотрудники, но и в том, что по закону он не имеет права осуществлять банковские операции в течение 8 лет после освобождения. В итоге проблему решили.

Это было непросто, но мы все-таки договорились с сотрудниками центра, я лично взял этого человека на поруки, под свою ответственность, - вспоминает специалист администрации. - И мало-помалу что-то начало меняться. Во-первых, от него перестали шарахаться. Во-вторых, удалось договориться о том, чтобы он получал деньги переводом по почте. Сегодня я рад, что мы не потеряли этого человека. Он потихоньку работает, женился, у него есть семья и смысл жизни. В одном из разговоров он признался, что, столкнувшись с проблемами, подумывал о криминальном прошлом. Но сегодня - нет.

ЗАВЕРБОВАТЬ МОГУТ ЛЮБОГО

Теоретически завербовать в ряды ИГИЛ могут любого. В администрации района рассказывают о бывшем сотруднике спецназа, образованном интеллигентном мужчине, устойчивом в моральном и психологическом смысле, который зачем-то перешел из христианства в ислам. Под особым «присмотром» также вдовы боевиков, неофиты, лица, исповедующие нетрадиционный ислам. По статистике, среди новообращенных больше всего христиан, чем представителей других религий. Возраст чаще всего - от 16 до 32 лет. Это время поиска себя и своего места в мире. И, как правило, неофиты - самые оголтелые среди «радикалов», ведь им приходится с нуля доказывать свою верность религии.

Как правило, именно таких используют в первую очередь как «мясо» в любых боевых действиях. Для спецслужб главное - вовремя выявить такого человека, а потом наблюдать, не опасен ли он, не готовится ли выехать из страны? Это очень кропотливая работа. И она ведется сейчас по всем фронтам, в том числе в соцсетях.

Иногда даже соседи и родственники не знают, что около них живет потенциальная жертва, которую уже окучивают террористы, чаще всего из-за границы. И тут на помощь оперативникам приходят те же методы, которые используют вербовщики. А они, в целом, просты. Проявить внимание к человеку в трудной жизненной ситуации, элементарно помочь решить какие-то бытовые проблемы.

Например, ключик к семье Мидаевых, у которых сын Беслан уехал в Сирию, нашелся после того, как им помогли решить земельный вопрос. Семья занимается сельским хозяйством, и выстаивать долгие очереди в администрации попросту некогда. Сегодня местные власти надеются, что родные Беслана не станут скрывать, если им придется общаться с беглым сыном.

12-ЛЕТНИЙ ЗАЛОЖНИК

35-летняя ессентучанка сейчас спокойно рассказывает о произошедшем два года назад похищении сына. Но до сих пор вздрагивает от каждого звонка, потому что он может принести как хорошую, так и плохую весть.

Около 10 лет назад Лена ушла от гражданского мужа Сергея. Общение с ним прекратила и даже на алименты для маленького сына не стала подавать. И вот в 2013 году, когда мальчику исполнилось 11 лет, бывший муж вдруг вспомнил о нем.

Он стал интересоваться Вадиком (имя изменено. - Ред.), стал настаивать на общении, - вспоминает Лена. - В принципе, ничего плохого я в этом не увидела. Сыну нужен отец. Сергей поддерживал материально, ходил с ребенком в спортзал, со мной общался ровно, спокойно. Не курил, не пил, работа приличная. В какой-то момент я стала доверять настолько, что отпустила Вадима с Сергеем на пять дней на экскурсию в горы. Это было примерно через полгода после возобновления общения между ними. Был август, мы готовились к школе, Вадик должен был пойти в седьмой класс. Пять дней они мне слали SMS о том, что все у них хорошо: поели, погуляли, поиграли. Я ничего необычного не заметила. А в день приезда мне позвонил Сергей и сказал, что они уже в Турции и чтобы я не ждала их обратно. Дословно: поехал в исламское государство бороться и воевать с неверными, делать этот мир лучше. И сын теперь будет жить с ним!

Как оказалось, после ухода из семьи Сергей принял ислам и все это время интересовался военными событиями на Ближнем Востоке, мечтал присоединиться к ИГИЛ. Сына он тоже планировал забрать с собой, когда тот достаточно повзрослеет. Когда начал общаться с ним, то первым делом втайне от Лены сделал ему загранпаспорт. Все это время ни отец, ни сын не выдали себя окружающим ни единым словом. Уехав якобы на экскурсию в горы, они через пропускной пункт Верхний Ларс перебрались в Грузию , а далее - в Турцию.

Когда меня полицейские спросили, как он пересек границу без моего разрешения, я им сказала в ответ: у меня тот же вопрос к вам: как? - вспоминает Лена. - Конечно, я сразу же обратилась в правоохранительные органы, к омбудсмену, в Красный крест, куда только могла заявить о пропаже ребенка. Позже я отовсюду получила стандартные ответы: поскольку ваш сын находится на территории чужого государства, с которым нет взаимодействия, помочь вам не имеем возможности. У меня таких отписок целая папка.

ЖИЗНЬ В РАЮ ИЛИ ОТСРОЧКА ОТ АДА?

Вот уже два года Лена общается с сыном в режиме переписки в WhatsApp. Иногда, очень редко, приходят голосовые сообщения или фотографии. Связь в Ираке плохая, особенно в периоды обострения военных конфликтов. Вадим принял ислам и взял себе исламское имя, хотя откликается и на русское тоже. Однажды он сказал маме, что отца убили и он остался совсем один.

Хотя нет, понятия «один» у них не существует, - продолжает она. - Там же все братья и сестры. Я его спрашиваю: сынок, ты хотел бы вернуться? Он отвечает, что документы его сожгли при переходе границы, а в России его ждет пожизненная тюрьма. Так сказали ему его братья. Ему внушили, что здесь всех сажают в тюрьму. А вот там, как описывает, у него неплохая жизнь и он ни в чем не нуждается. Они находятся на территории боевиков, и когда те захватывают город, то можно жить в брошенных домах, а одежду и питание им привозят. - Он мне говорит: «Мама, зачем возвращаться? Здесь не надо ходить на работу, платить коммуналку, париться о том, что надеть и что поесть».

Получается, там просто рай на земле! Фотографии, которые он присылает, можно принять за фото из Сочи . Хотя это иракский город Мосул . Вот он стоит на фоне клумбы, вот на фоне моря, вот у красивого особняка. Он не участвует в военных действиях. Он в тылу. У них там есть кафе, такси и розы на улицах. Но за всем этим спокойным антуражем кроется то, что пугает маму больше всего.

Оказывается, он там готовил еду «братьям» и 2 часа чистил картошку. Лена надеется только на чудо. Самая сокровенная мечта молодой женщины, которую она в деталях прокручивает в своей голове , что организуют спецоперацию и найдется агент, который проникнет на территорию боевиков, вызовет у них доверие, отыщет ее сына и уговорит его вернуться в Россию. Или по крайней мере, выкрадет его у боевиков. Ведь 14-летнего русского мальчишку славянской внешности, скорее всего, держат в Ираке совсем не для того, чтобы он чистил там картошку.

Скорее всего, после смерти отца парня «взяли под опеку» и закончит он как шахид. Либо по идеологическим соображениям, либо под действием наркотиков. Будущего среди боевиков у него просто нет.

ЕЩЕ ЕСТЬ НАДЕЖДА

Надежда на помощь спецслужб заставляет Лену пока скрывать имя своего сына.

А вдруг появятся новые обстоятельства и можно будет как-то найти его и вызволить оттуда? Есть информация, что людей выкупают. Но он не в плену. Да и другой вопрос - с кем договариваться? Где гарантии, что результат будет? Я уже не знаю, что делать. Иногда думаю, что было бы хорошо, если бы он попал в плен. В посольство Ирака обращалась, мне ответили официально, что в их тюрьмах и больницах его нет, - Лена уже не может сдержать слез. - Если бы мальчик находился на территории Ирака, но с подконтрольной, мирной стороны, можно было бы обратиться к властям, чтобы его нашли. Но он находится на территории боевиков. Я писала ему: «Сынок, как увидеть тебя, поговорить?» Он пишет: «Приезжай. Увидишь, поживешь, понравится - останешься. Не понравится - уедешь». Я так понимаю, что он пока не видел крови и ужасов войны, у него немного романтичные представления: вот мама приедет, будем жить в доме. Если я захочу, то выйду замуж. Если не захочу, то буду с ним жить.

Сегодня Лена боится только того, что та единственная ниточка, которая связывает ее с сыном, вдруг оборвется. Это будет означать, что Вадим отрекся от нее , либо погиб. Женщина понимает: и то, и другое вполне реально. Но о возвращении сына мечтает постоянно. Здесь его ждут семья, бабушка, его комната, в которой Лена оставила все так же, как два года назад.

В администрации Ессентуков о ситуации знают и готовы на любую помощь.

Конечно, в случае возвращения понадобится первым делом восстановить документы ребенка, подключить психологов, чтобы восстановить мирную картинку в его голове, - рассказывают в администрации города. - В Ираке, естественно, он не учился. Наверстывать все придется в особом порядке. На все это уже предусмотрены возможности и средства. Это вообще не проблема в случае его возвращения. Главное - найти способ вернуть ребенка. Ну и, конечно же, никто не бросит 14-летнего мальчишку ни в какую тюрьму. Наоборот, в случае возвращения семье будет оказана любая помощь.

ЭКСТРЕМИСТЫ МОГУТ ОКАЗАТЬСЯ СОВСЕМ РЯДОМ

Студенты Ставропольского медуниверситета (СтГМУ) Султан Яхьяев , Асад Мусаев, Магомед Алиев , а также студент института нефти и газа Расим Джалалов и Магомед Шамсутдинов из Северо-Кавказского социального института в 2013 году познакомились с неким Шамилем Умахановым, выпускником египетского религиозного и весьма уважаемого учебного заведения «Аль-Азхар».

Но, похоже, теологи этого престижного университета зря потратили на Умаханова учебные часы, а иначе он бы знал, что ислам - религия мира и духовности, а совсем не то, что он наговорил своим ставропольским последователям. А 22-летним ребятам он рассказывал о великих идеях установления всемирного халифата, ради которого необходимо собирать героев-воинов, готовых умереть за великие идеи.

Интересно, что сами студенты, попавшие под сомнительное обаяние Умаханова, самостоятельно гибнуть за халифат не планировали, а занялись вербовкой наивных в ряды сирийских террористов. Кое-что «удалось» - дагестанцы по рождению Ильяс Джумаев , Эльдар Рустамов, Эльмар Джалалов и житель Черкесска Мурат Бытдаев уехали в Сирию. Их судьба пока неизвестна, и меньше всех она интересует Умаханова с последователями, ныне распрощавшихся с надеждой получить профессию врача и жить нормальной жизнью в окружении семьи.

За пополнение отрядов убийц молодые люди получили от 5 до 7 лет колонии общего режима. В мае 2016 года история «медицинского джамаата», как назвали сообщество вербовщиков сотрудники правоохранительных органов, получила продолжение: за попытку вступить в запрещенную на территории России организацию «Исламское государство» был осужден на шесть лет еще один студент СтГМУ Мавлуд Керимов.

Трудно представить, что пережили и переживают сейчас семьи преступников - вот это настоящая трагедия. Что же касается переживаний самих экс-студентов, а ныне просто зеков, то складывается впечатление, что долгое время они вообще не понимали, что совершают преступление. «Мы что, такие преступники?!» - бросил как-то Магомед Алиев. А ведь именно он, находясь в СИЗО и осмыслив объем грядущих неприятностей, попытался свести счеты с жизнью - воткнул в глаз шариковую ручку.

Несчастного спасли умелые хирурги, а вот он уже вряд ли сможет лечить людей. Самое жуткое в том, что эти ребята ходили по ставропольским улицам. Возможно, вы тоже встречали их, не подозревая, что в голове у обычно выглядящего парнишки - граната с сорванной чекой. Точно так же не подозревали об их страшных мыслях и преподаватели вузов, однокурсники, родители и даже жена - Асад был женат 2,5 года.

Проблема, с которой столкнулось общество Ольга Семенова , проректор по воспитательной, социальной работе и общественным связям СтГМУ, кандидат педагогических наук, рассказала о том, как потрясены были и преподаватели, и студенты, узнав о случившемся. И ведь в вузе активно велась профилактическая работа, реализуется программа «Студенты-медики за гуманизм, безопасность, против экстремизма».

В рамках программы проводится социальная паспортизация студентов младших курсов, - рассказывает Ольга Андреевна. - Есть заместители деканов по воспитательной работе, кураторы академических групп, работает центр психологической поддержки, проводятся тестирования, тренинги, индивидуальная работа. Студенческая общественная организация «Межэтнический совет» завоевала признание на федеральном уровне, и мы этим очень гордимся. Специалисты структур внеучебной деятельности прошли обучение на курсах по профилактике экстремизма, но дело в том, что молодежный экстремизм - это не проблема одного нашего вуза. Это проблема, с которой столкнулось общество. И как можно было вычислить вербовщиков, если их не выдавало поведение и не было объединяющих признаков?

Ольга Андреевна вспоминает:

Султан Яхьяев - круглый отличник, из полной благополучной семьи. Асад Мусаев женат, отлично учился, побеждал в олимпиадах, хорошо общался с одногруппниками. Занятия они не прогуливали, бород не носили, вслух своих взглядов не высказывали, материальных проблем не было. Как мы могли предположить, что они совершают преступление?

Да и что говорить о преподавателях, видевших студентов всего несколько часов в день, если даже родители не замечали в своих сыновьях ничего странного. А ведь отец Керимова - подполковник полиции, мать - психолог-полиграфолог в МВД , как профессионалы они должны были что-то заподозрить. Безнаказанности не будет, но возвращение домой возможно Ситуации подобного рода все-таки остаются в разряде исключительных.

За последние десять лет борьба с терроризмом в любых своих проявлениях стала в нашей стране одной из важнейших задач. В 2006 году был создан Национальный антитеррористический комитет (НАК), объединяющий усилия силовых структур, спецслужб, законодательных органов. Антитеррористические комиссии созданы во всех субъектах РФ , что позволяет координировать деятельность федеральных и местных органов исполнительной власти.

В нашем крае антитеррористическую комиссию возглавляет губернатор края Владимир Владимиров. Уже тот факт, что студентов из Ставрополя, организовавших вербовку молодежи для бандитских формирований, сумели найти и осудить, говорит о том, что надеяться на безнаказанность бессмысленно. По данным ФСБ России, только за прошлый год было ликвидировано 156 боевиков, 36 из которых оказались главарями бандформирований, а 20 присягнули ИГ.

Борьба ведется и виртуальная - обнаружено и заблокировано более 3000 экстремистских сайтов. Но главное - это отношение к проблеме терроризма каждого жителя страны. Всегда можно позвонить на телефон доверия, на «горячую линию», чтобы сообщить о подозрительных предметах или людях. Простая внимательность может спасти тысячи жизней.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Важно понимать, что у людей оступившихся, совершивших опрометчивый поступок и уехавших «на войну», есть шанс вернуться к мирной жизни - примеров тому с каждым днем все больше. Вернется ли Беслан с семьей и ребенком из Турции? Удастся ли вернуть 14-летнего Вадима из Ирака? Мы не знаем. Но верим в то, что разум возобладает над заблуждениями. И государство примет и простит этих молодых людей. Тем более что правовые механизмы подобного возвращения сегодня созданы и реально работают. Дело за малым.

Как проходил суд над вербовщиками боевиков для войны в Сирии?

Десять лет на двоих получили жители Карачаево-Черкесии Руслан Ионов и Мурад Назиров за вербовку наёмников для войны в Сирии.

«Журналистов мы не любим»

Судебный процесс в Северо-Кавказском окружном военном суде города Ростова-на-Дону растянулся почти на целый день. Вина двоих россиян, вербующих людей на войну на стороне ИГИЛ (деятельность которого запрещена на территории РФ), по мнению суда, доказана полностью.

Возле здания военного суда — толпа журналистов. Представителей прессы в зал заседания на основную часть не пустили — они ждут оглашения приговора снаружи.

Подсудимых приехали поддержать родственники, которые прямо сообщают журналистам: «Мы таких, как вы, не любим. И ничего говорить не будем».

Комментарии даёт только адвокат Руслана Ионова Пётр Новиков . Он согласился общаться, зачем-то предварительно сфотографировав моё штатное удостоверение журналиста.

По его словам, подзащитный вину признал. «Для нас главное решение — будем ли обжаловать приговор, но это мы решим с подсудимым уже после его оглашения», — рассказывает Новиков.

Адвокат объяснил, что подсудимому грозило 10 лет лишения свободы, но ему дадут меньше, так как дело рассматривается в особом порядке, с подсудимыми заключено досудебное соглашение о сотрудничестве, что подразумевает смягчение приговора.

«Доказан один случай вербовки россиянина на войну в Сирию. За свою услугу мой подзащитный получил вознаграждение в долларах», — добавил ростовский адвокат. И уточнил, что сумма гонорара в деле не уточняется.

Как вербуют россиян на войну в Сирию

ИГИЛ — международная исламистская террористическая организация, действующая преимущественно на территории Сирии. Её деятельность запрещена в России, поэтому пособничество и помощь ИГИЛ на территории РФ является преступлением.

Дело Руслана Ионова и Мурада Назирова насчитывает пять томов — это не так много для судебной практики. Но вот детали их непосредственной деятельности тщательно скрыты от общественности.

Модель работы вербовщиков узнать удалось. 34-летний Руслан Ионов , ранее уже отбывавший одиннадцатилетний срок по статье террористической направленности, знакомился в Усть-Джегуте, где проживал, с молодыми парнями и предлагал им заработать хорошие деньги, воюя на стороне исламистов в Сирии.

«Обработанный» клиент отправлялся в Московскую область в посёлок Тарасовка к подельнику и земляку Руслана Мураду Назирову. Сложно сказать, что толкнуло Назирова, имеющего трёх детей и неплохую работу (он трудился главным механиком), на столь рискованный шаг.

Вычислить вербовщиков удалось случайно. По одной из версий, один из наёмников захотел вернуться домой в Россию, проведать больную маму. Из Сирии он отправился в Египет, где его и задержали местные власти — у мужчины был просрочен паспорт. Египтяне выдали наёмника российским правоохранительным органам.

А уже он, в свою очередь, выдал своих вербовщиков.

«Приговором недоволен»

В зале суда на оглашении приговора родственники Мурада Назирова сразу подняли скандал. Они возмутились тем, что журналисты фотографируют и снимают на видео лица подсудимых. «Мы как родители против», — пытались возразить они. Однако судья не счёл их возражения убедительными.

Мурад Назиров получил три года колонии общего режима, а его земляк Руслан Ионов — семь лет строгого режима. Руслан Ионов получил такой большой срок по совокупности с другими преступлениями, связанными с незаконным хранением оружия и содействием террористической деятельности.

Подсудимые молча выслушали приговор. На вопрос журналистов, хотят ли осуждённые что-либо сказать для прессы, Мурад Назиров промолчал, склонив голову, а Руслан Ионов нервно ответил: «Нет, не хочу ничего говорить. Но приговором я недоволен».

Сколько россиян воюет в Сирии

Руководитель Антитеррористического центра (АТЦ) СНГ генерал-полковник полиции Андрей Новиков сообщил СМИ, что на стороне «Исламского государства» в Сирии воюет, по разным подсчётам, от двух до пяти тысяч россиян. Все они были завербованы преступными формированиями.

Самым громким скандалом по вербовке исламистами россиян стал случай студентки МГУ Варвары Карауловой. 27 мая девушка отправилась на занятия в вуз, но затем каким-то образом оказалась в Стамбуле (Турция). 19-летнюю россиянку нашли в турецком городе Килис на границе с Сирией. Турецкие власти депортировали девушку, которую, как оказалось, завербовали радикальные исламисты из ИГИЛ.

Виталий Колбасин

Житель Ингушетии Асхабов Ахмед (так он просил его представить) вышел из тюрьмы 15 мая 2015 года. Он был осужден за участие в незаконном вооруженном формировании «Джейш аль-Мухаджирин валь-Ансар» в Сирии с июня 2013 года по апрель 2014-го. Основную массу этой организации, воюющей вместе с ИГИЛ, составляют выходцы из других стран.

— Я сидел из-за того, что воевал в Сирии. Отсидел весь свой срок, вышел. Все, кто сидел и вышел, могут обратиться в адаптационную комиссию, чтобы было легче в дальнейшем. Любого человека, который сидел в тюрьме, люди, бывает, сторонятся, не знают, чего от него ожидать. Если в комиссии видят, что человек нормальный, адекватный, знает, что говорит, они его адаптируют, и ему будет легче в обществе. Он сможет выйти на работу, на учебу. Вот зачем туда обращаются.

Я, например, делал дело, которое по ошибке считал правильным, — пошел помогать людям в Сирии. Но увидел, что там что-то неладное, несправедливость, все такое, и обратно приехал.

— Почему вы решили поехать в Сирию?

— Я вам приведу пример. Помните, показывали молодых людей, которые ездили на Украину воевать? Помните, они говорили, что их подтолкнуло? Что там местная власть, вышестоящие, издеваются, пытают, убивают мирных жителей. Та же самая картина, в точности до мелочей. Но они почему-то ходят с медалями на груди, а мне пришлось отсидеть в тюрьме, мотать срок. А я вернулся сам, никто за мной не приезжал, никто меня оттуда не вытаскивал, сам лично приехал.

— Как вы смогли вернуться?

— Как и уезжал, через Турцию. Просто я нашел выход, который мало кому удается там найти. (Для того, чтобы тебя отпустили. — «Газета.Ru») ты должен войти в доверие. А это не один, не два месяца пребывания — это полгода и больше. Мне уже доверяли, и я пошел в Турцию под предлогом… Соврал. Вышел, перешел границу Турции. Это, конечно, опасно — в нас же стреляют пограничники, как турецкие, так и сирийские. Повстанцы стоят. У повстанцев тоже есть разные группы, они не ладят друг с другом. И когда они видят чужих, не из своего отряда человека, сразу же стреляют в него.

— Вы приехали в Россию — и вас сразу задержали?

— Когда я отправился в Сирию, родственники меня объявили в розыск в Ярославле. Там работает отец, он стройками занимается.

Поэтому когда я ехал обратно, я должен был подъехать в Ярославль, где меня объявили в розыск, чтобы сдаться. Но я не успел доехать, меня задержали.

Расследование было. Где я был, зачем ехал. Я объяснил все, что к чему. Не сразу, конечно. Человек, когда не знает, что с ним будет, начинает отрицать все полностью. Потом, когда более адекватные люди со мной связались, с ними начал разговаривать, общаться. Рассказал все, как есть. Они знали, чем я занимался в Ингушетии. Я был спортсменом, всю жизнь тренируюсь, являюсь чемпионом мира по смешанным единоборствам среди молодежи. Они все это понимают и поэтому сразу пошли навстречу, не дали большой срок. Год общего мне дали, хотя бы не очень много. Отсидел в Кургане.

— Сколько вам было лет?

— Я уехал в 19 лет. В Сирии провел почти что год, девять с лишним месяцев.

— Что делали все это время?

— Там война. На войне что делают?

— Вы воевали.

— Естественно.

— На чьей стороне?

— Там гражданская война. Я же говорю, такая же картина, как и на Украине.

Отсюда россияне едут воевать против власти, которая издевается над мирными жителями. И я ехал с намерением воевать против власти, которая угнетает мирных жителей.

— В гражданской войне много сторон. В какой группировке воевали вы?

— Я не хочу на этот вопрос отвечать.

— Что вас заставило вернуться?

— Я понял: они просто заманивают молодежь, чтобы использовать их в своих целях. Там не одна группа. Там их десятки, если не сотни. И каждая заманивает туда, чтобы люди воевали против власти. Я увидел это воочию, месяца где-то через два после прибытия, и с того момента я начал делать шаги в обратную сторону.

— А как заманили именно вас?

— Так-то меня и не заманивали. Просто мне гордость не позволила остаться, когда мои парни, которые со мной тренировались и жили (я в Москве тогда учился), все согласились.

Помимо меня еще пять-шесть человек было. И мне гордость не позволила отказаться. Мол, чтобы ничего не подумали. Потому что я тоже среди них свое имя, свой вес имел. И мне неприятно стало: они соглашаются, а я не соглашаюсь. Война - не война, испугался - не испугался. Сами знаете, когда молодой, кровь, все кипит, хочется показать себя, повыеживаться перед кем-то. Но потом уже реально начинаешь думать. Вот сейчас такая у меня ситуация, такое положение. Уже другие взгляды на все, по-другому на все смотришь.

— Кто-то ведь вам помог уехать?

— На турецкой границе стоят люди, которые встречают. У всех этих группировок есть специальные люди, которым отведена роль именно по перевозке через границу. Нас сразу же встретили, и мы сказали, в какую группу мы идем. И нас в эту группу отправили.

— Вы хотели в конкретную группу?

— Мы хотели к конкретному человеку, знакомому. Не в группу, а к человеку. У меня самого там никого не было, я следовал за людьми. Мы присоединились к тем, кто знает людей. Приехали, нас распределили. И все, война.

— Вам сразу выдали оружие?

— Тренировали сначала. Месяц, по-моему, стандартно. Обучают основным моментам, просто чтобы ты умел стрелять с автомата. Только тогда оружие выдают.

— Что с вашими товарищами стало, вы знаете?

— Двоих нет, еще при мне они скончались. А про остальных я не знаю.

— Когда приехали домой, вы встречали других людей из Сирии?

— Нет, не встречал.

Это все для меня как плохой сон, я стараюсь его больше не вспоминать. Не только говорить, даже не думаю об этом.

— Кто обратился в комиссию по адаптации?

— Я сам, это моя инициатива была. Человек совершает ошибку, никто от этого не застрахован. Но его же не нужно сразу отрезать от всего мира и оставлять. Я сам начал делать шаги, надеясь на то, что люди пойдут навстречу. Обратился в адаптационную комиссию насчет трудоустройства. Главное, чтобы я обратно вернулся в нормальное русло, в нормальное общество.

Комиссия по адаптации

5 июня комиссия рассмотрела заявление Ахмеда. «Приняли решение его трудоустроить, — сообщил «Газете.Ru» секретарь комиссии, помощник секретаря Совета безопасности Ингушетии Магомед Падиев. — На заседание был приглашен представитель Сунженского района, где он проживает. В начале сентября его трудоустроят в один из физкультурно-оздоровительных комплексов, он будет работать тренером по карате. Комитет по делам молодежи тоже им заинтересовался, будут привлекать его к различным молодежным форумам».

Комиссия при главе Ингушетии по оказанию содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность, была создана указом главы республики 31 мая 2011 года.

В ее состав входят представители республиканского правительства, парламента, МВД, СК, ФСБ, адвокатской палаты, муфтията республики, уполномоченного по правам человека, общественных и правозащитных организаций.

С 2008 года было адаптировано 67 человек. Трое из них были участниками организации «Исламское государство», сообщили «Газете.Ru» в Совбезе Ингушетии.

По словам Падиева, шестеро были «склонены к сдаче в правоохранительные органы» с 2008 по 2010 год, еще до создания комиссии. В 2011 году «адаптировано к мирной жизни» 17 человек, в 2012 году — 21 человек, в 2013-м — 15, в 2014 году — 4 и в 2015-м — тоже 4.

Ранее глава Ингушетии Юнус-бек Евкуров заявлял о шести реабилитированных жителях республики, воевавших в ИГИЛ. «Этот вопрос сегодня на комиссии поднимался, — говорит Падиев. — Через адаптацию проходили только три человека, может быть, у правоохранительных органов есть данные про остальных, у нас таких данных нет».

Опыт Дагестана

Идея комиссии по адаптации первоначально появилась Дагестане в 2010 году, рассказывает аналитик Международной кризисной группы Варвара Пахоменко. Это было частью процесса по применению более мягких мер в борьбе с вооруженным подпольем. Тогда, в частности, в Дагестане начался диалог между властями и салафитами (представителями фундаменталистской версии ислама), а также между салафитами и суфиями. В комиссию входили представители всех силовых ведомств, общественных организаций, и, что важно, там были представители религиозных организаций — как традиционных суфийских, так и салафитского направления, говорит Пахоменко.

По ее словам, процесс работы комиссии был довольно прозрачный — «настолько, насколько это вообще возможно было достичь». У комиссии не было каких-то особых полномочий (отдельные правовые механизмы для ее работы создать сложно), но она пользовалась уже имеющимися: поправками к статьям в Уголовный кодекс.

В настоящий момент, в соответствии с примечанием к ст. 208 УК РФ, лицо, добровольно прекратившее участие в незаконном вооруженном формировании и сдавшее оружие, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления.

«Наверное, главное, что гарантировала комиссия в Дагестане, — что против сдавшихся людей не будут применяться пытки.

Знаю случай, когда человека, вышедшего из леса и сдавшегося через комиссию, куда-то увезли сотрудники силовых структур из СИЗО. Но родственникам и правозащитникам удалось связаться среди ночи с председателем этой комиссии, вице-премьером Дагестана, он вмешался, и человека вернули назад. И это было очень важно, потому угроза пыток — это та причина, почему так многие люди боятся и не хотят сдаваться», — говорит Пахоменко.

Многие обвиняли дагестанских властей в самопиаре. «Но главные обвинения, которые звучали в адрес комиссии, — что многих сдавшихся людей вынуждают выступать по телевизору, говорить, что они были неправы и придерживались неверной идеологии. Многие не готовы были этого делать», — объясняет эксперт.

Но постепенно комиссия начала зарабатывать определенное доверие. В нее стали обращаться реальные боевики. В 2011 году в Дагестан приехала делегация из Ингушетии, чтобы познакомиться с их опытом.

«Летом 2012 года проходили слушания на тему комиссии по адаптации в администрации президента России под эгидой Совета по правам человека. — рассказывает Пахоменко. — В них участвовали представители всех силовых структур: и на федеральном уровне, и приехавшие из регионов. И тогда стало очевидно, что есть разногласия между силовиками. Активно не поддерживал работу Следственный комитет. Национальный антитеррористический комитет продолжал их поддерживать. Региональные комиссии тоже это поддерживали очень». Председатель дагестанской комиссии, нынешний депутат Госдумы, а тогда — вице-премьер по силовому блоку Ризван Курбанов даже выступал с инициативой создания такой комиссии на федеральном уровне.

Но этого не случилось. В 2013 году в преддверии Олимпиады в Сочи был назначен новый глава Дагестана Рамазан Абдулатипов, он расформировал предыдущую комиссию и создал новую с непонятным мандатом и процедурами. «По сути, работа по адаптации в Дагестане вернулась на тот уровень, на каком она была до 2010 года», — говорит Пахоменко.

Опыт Ингушетии

Комиссия в Ингушетии создана по той же модели, что и в Дагестане, но, по словам эксперта, стала работать немного по-другому. «В отличие от трехмиллионного Дагестана Ингушетия — очень маленькая республика: 400 тыс. жителей. Причем население моноэтнично. Так или иначе, родственные связи — они очень сильные, и, соответственно, многие друг друга знают. Власти говорят, что стараются многое делать не очень публично и работать через родственные связи», — объясняет эксперт.

«Не все решаются сразу пойти в милицию и сказать: я такой-то, сдаюсь, прошу помочь вернуться к мирной жизни, — говорит член комиссии, руководитель Назрановского офиса правозащитного центра «Мемориал» Тамерлан Акиев. — Они обращаются, например, к уполномоченному по правам человека и просят его выступить посредником.

Или же просят родственников переговорить с официальными властями и узнать, что может быть вменено. После того как родственники узнают все возможные последствия добровольной явки, появляется сам персонаж».

Многие критикуют комиссию за то, что через нее проходят не участники подполья, а в лучшем случае пособники. «На моей памяти были люди, десятки, которые действительно находились в лесу и потом сложили оружие, вышли и сдались», — возражает Акиев.

Комиссия рассматривает разные случаи. По словам уполномоченного по правам человека в Ингушетии Джамбулата Оздоева, в 2014 году к нему поступало четыре обращения с просьбой направить заявления в комиссию. Одно из них было от Ибрагима Гамурзиева, задержанного по обвинению в участии в НВФ, по 208-й статье УК РФ. «Его отец, Магомед Гамурзиев, заявил, что к сыну применялись незаконные методы дознания и он вынужден был себя оговорить. Одна из задач комиссии — проверка нарушений, связанных с правами человека. Комиссия направила обращение в прокуратуру, там проверили, но факты не подтвердились», — рассказывает Оздоев.

Другое обращение поступило от Идриса Матиева, который отсидел 4,5 года по ст. 208 УК РФ. «После освобождения он обратился с просьбой оказать содействие в его социальной адаптации. По решению комиссии ему были выделены земельный участок, единоразовая денежная помощь и оказано содействие в трудоустройстве», — говорит правозащитник.

На сегодняшний момент только один человек впоследствии был осужден после реабилитации.

Хамзат Альдиев, подозреваемый в подготовке теракта на похоронах полицейского в Ингушетии в августе 2012 года, был адаптирован ингушской комиссией, но впоследствии задержан в Чечне и признан виновным в посягательстве на жизнь сотрудников силовых структур. Его приговорили к 13 годам лишения свободы.

Другой сложный случай — обращение в комиссию Падишат Албаковой, жены полевого командира Беслана Махаури.

«Недавно со мной встречалась ее мать, — говорит Оздоев. — Албакова была беременной, когда ее задерживали, а сейчас у нее родился ребенок. Ей были предъявлены обвинения по ст. 222 (хранение оружия) и ст. 208. Сначала родственники обращались, чтобы суд выбрал наказание, не связанное с заключением под стражу. Но суд выбрал общий режим. Сейчас родственники хотят, чтобы ее отправили не в Магадан и позволили отбывать наказание в пределах Южного федерального округа».

«В письменном обращении Албакова говорит, что раскаялась. — продолжает правозащитник. — Там как было: она вышла с гор на равнину — и в этот момент была задержана. По материалам дела получается, что ее муж оставил ей то ли взрывчатку, то ли пистолет, а сам сбежал. С ее слов, когда она выходила на равнину, она уже намеревалась уйти от этого человека, покончить с этой жизнью. Но это с ее слов».

«Она подавала заявление, но по нему решение было отрицательное и в то же время положительное, — говорит Магомед Падиев. — Комиссия не могла адаптировать ее к мирной жизни, но ходатайствовала перед с судом, чтобы ей смягчили наказание, с учетом того что у нее дети. И насколько я помню, суд вынес 3,5 года лишения свободы. Но она на свободе до достижения ее ребенком 18-летнего возраста».

С ингушской комиссией не всегда все было гладко. В 2013 году она приостанавливала свою работу, когда был убит курировавший ее секретарь Совета безопасности Ахмед Котиев.

«Возобновила ее только в 2014-м, наверное, ближе к лету. И сейчас она продолжает работать достаточно эффективно», — говорит Пахоменко.

По мнению эксперта, 67 адаптированных, для Ингушетии это много. «Там нет гигантского подполья, оно максимум несколько десятков человек. Вспомним, что Ингушетия в 2007-2009 годах была эпицентром конфликта на Кавказе. Сейчас там действительно достаточно все спокойно, хотя и происходят отдельные инциденты».

Последние террористические акты джихадистов в Бельгии и бои в Сирии вокруг Пальмиры вновь поставили вопрос о военном, экономическом и террористическом потенциале в Ираке и Сирии так называемого «Исламского государства» (ИГИЛ, ДАИШ - запрещенные в России террористические организации) .

На днях частная аналитическая компания The Soufan Group (SG) опубликовала последний отчет о бойцах-иностранцах , сражающихся в рядах ИГИЛ. Отметим, что SG обеспечивает услуги правительств и международных организаций в предоставлении стратегической аналитической разведывательной информации по вопросам безопасности. Она занимается исследованием некоторых наиболее сложных международных проблем и имеет многолетний опыт работы, обучения и консультаций по проблемам безопасности. SG - это пример неправительственной организации, которая с опорой на США, занимается глобальными и наднациональными проблемами в сфере безопасности. Она имеет штаб-квартиру в Нью-Йорке и региональные офисы в Чикаго, Лондоне, Дохе и Сингапуре. Проводит «операции» в Северной и Южной Америке, Европе, на Ближнем Востоке, Азии и Африке.

В июне 2014 года Soufan Group представила свой первый доклад об иностранных боевиках ИГИЛ в Сирии . Экспертам SG удалось определить 12 тысяч иностранных бойцов ИГИЛ из 81 страны только в Сирии.

Восемнадцать месяцев спустя в своем новом докладе SG констатировала, что, несмотря на устойчивые международные усилия по сдерживанию ИГИЛ и блокированию потоков добровольцев в его ряды, численность иностранных боевиков только в Сирии увеличилась более чем вдвое. SG подсчитала, что от 27 до 31 тысяч иностранных граждан из, по крайней мере, 86 государств отправились в Сирию и Ирак, чтобы присоединиться к ИГИЛ и другим экстремистским организациям. По другой оценке - ЦРУ США, в сентябре 2015 года число иностранных боевиков в Сирии превышало 30 тысяч человек из более чем 100 стран мира.

Далее SG констатировала, что рост числа иностранных боевиков свидетельствует о том, что усилия по сдерживанию притока иностранных добровольцев в исламские экстремистские группировки в Сирии и Ираке имеют лишь ограниченное воздействие.

SG удалось определить, что рост потоков иностранных боевиков не является равномерным в мире. Некоторые регионы и страны демонстрируют более существенный прирост, чем остальные. Среди таковых, например, оказалась Россия. С июня 2014 года число иностранных боевиков из Западной Европы более чем удвоилось, в то время, как поток из Северной Америки оставался относительно на прежнем уровне. Одновременно число иностранных бойцов, прибывающих из России и Средней Азии в ИГИЛ, показало более значительный рост, по некоторым оценкам, утроив поток за рассматриваемый период.

Рост числа иностранных бойцов ИГИЛ. Отчет Soufan Group

Рекрутинг экстремистов в Соединенных Штатах в основном зависит от социальных сетей, особенно, на начальном этапе процесса вовлечения в ИГИЛ. В странах, из которых идет самый большой поток добровольцев, вербовка в ИГИЛ стала более целенаправленной и локализованной. Здесь бóльшую роль стали играть семейные и дружеские связи. В настоящее время средний показатель возвратившихся в страны Запада воевавших в ИГИЛ составляет около 20−30%, что представляет собой серьезную проблему для безопасности. Правоохранительным органам еще предстоит оценить угрозу, которую представляют эти люди.

SG при определении числа иностранных боевиков ИГИЛ и других экстремистских организаций в Сирии и Ираке пользуется открытыми источниками: докладами ООН, исследованиями экспертных учреждений, научными источниками, высказываниями правительственных чиновников разных стран. Разумеется, SG признает, что численные оценки не всегда могут быть точны и всегда присутствует известный уровень неопределенности. Многие правительства специально не дают официальных цифр, хотя и отслеживают проблему. Не всегда раскрывается и методика существующих официальных подсчетов. Кроме того, не всегда статистика отражает факт возвращения или гибели боевиков. Некоторые оценки включают в число иностранных боевиков еще и женщин с детьми, которые сопровождали их мужчин в поездке в Сирию и Ирак.

По регионам мира иностранные боевики ИГИЛ распределены следующим образом:

• Западная Европа - 5 тыс;
• бывший Советский Союз - 4,7 тыс;
• Северная Америка - 280;
• Балканы - 875;
• страны Магриба (Северная Африка) - 8 тыс;
• Ближний и Средний Восток - 8240;
• Южная Азия - 900.

Число иностранных бойцов ИГИЛ по регионам и странам. Отчет Soufan Group

По странам мира самые крупные группы иностранных боевиков в ИГИЛ дали:

• Тунис - 6000 (офиц) на октябрь 2015;
• Саудовская Аравия - 2500 (офиц) на октябрь 2015;
• Россия - 2400 (офиц) на сентябрь 2015;
• Турция - 2000−2200 (офиц) на ноябрь 2015;
• Иордания - 2000 (офиц) на сентябрь 2015;

• Азербайджан - 104 (офиц), 216 (неофиц) на май 2014;
• Грузия - 50 (неофиц) на июль 2015;
• Казахстан - 300 (офиц) на январь 2015;
• Киргизия - 500 (неофиц) на ноябрь 2015;
• Молдова - 1 (офиц) на январь 2015;
• Таджикистан - 386 (офиц) на май 2015;
• Туркменистан - 360 (неофиц) на январь 2015;
• Узбекистан - 500 (неофиц) на январь 2015;

Приведенные цифры означают, что рост экстремистских группировок в сирийской гражданской войне и хаос в Ираке остаются по существу местным и региональным явлением, что демонстрирует прибытие большинства иностранных рекрутов ИГИЛ из арабских государств. Тунисцы, саудовцы и иорданцы, по-прежнему, превышают число других национальных контингентов, хотя обратный возвращающийся поток иностранных боевиков ИГИЛ в Северную Африку может и изменить баланс внутри арабской группы иностранных боевиков.

Турция также остается крупным поставщиком рекрутов ИГИЛ, хотя идет и обратный поток. Согласно одному отчету турецких властей от ноября 2015 года, 500 граждан Турции были заключены в тюрьмы в этой стране за присоединение к ИГИЛ, а 100 - за участие в «Джабхат аль-Нусра».

Похоже, что число рекрутов в ИГИЛ из Западной Европы и России продолжает расти, несмотря на различные попытки отдельных стран и международного сообщества остановить этот поток. SG не берется давать оценку, насколько прямое участие России в войне в Сирии и большая вовлеченность в конфликт стран ЕС влияют на текущий поток иностранных новобранцев ИГИЛ в Сирию.

На сегодняшний день мотивация прибывающих в ИГИЛ остается более личностной, чем политической . Поиски сопричастности, приключений или дружба, по всей видимости, остаются основными мотивами для людей, присоединяющихся к ИГИЛ.

SG полагает, что в настоящее время подавляющее большинство новобранцев ИГИЛ направляются в Сирию для участия в военных действиях там, а не для обучения, чтобы потом стать в своих странах внутренними террористами. Однако теракт в Париже 13 ноября 2015 года, возможно, отразил растущий тренд планирования и организации ИГИЛ актов зарубежного терроризма. По мнению SG, понимание мотивации, как тех, кто присоединяется, так и тех, кто уезжает из ИГИЛ, остается ключевым и необходимым для оказания помощи в сдерживании новых волонтеров и выявления возвращенцев, которые могли бы своим личным примером подрывать привлекательность ИГИЛ.

Явление рекрутинга в ИГИЛ и другие исламские экстремистские группировки сейчас носит поистине глобальный характер. По крайней мере, 86 стран мира представлены в Сирии теми, кто присоединился к экстремистам.

Некоторые центры рекрутинга в ИГИЛ невелики, как, например, район Лислеби во Фредрикстаде в Норвегии. Отсюда, например, на протяжении года восемь молодых людей направились в Сирию, чтобы примкнуть к ИГИЛ, при том условии, что численность населения в Лислеби составляет всего около 6 тысяч человек. Если этот пример приложить к населеню США, то это значило бы цифру 413 тысяч человек. Похоже, что толчок в этом локальном месте дала одна харизматическая личность. Другие центры рекрутинга наоборот выглядят как «хорошо отлаженные инкубаторы и камертоны экстремистского поведения» такие, как Бизерта и Бен Гардан в Тунисе, Дерна - в Ливии, Панкисское ущелье - в Грузии и район Моленбек в Брюсселе. Так, например, более трети тунисских иностранных боевиков происходят из всего трех областей Туниса - Бен-Гардана (15,2%), Бизерты (10,7%), Туниса (10,7%). Бизерта и Бен Гардан известны, как традиционные центры пограничной контрабанды Туниса, с населением, у которого принято бросать вызов властям.

Дерна в Ливии также имеет долгую традицию экстремизма. Многие из примерно 600 человек из Ливии, которые отправились на «джихад» в ИГИЛ, происходят из этого района. С 2003 по 2009 годы именно Дерна внесла самый большой вклад бойцами в боевые действия в Ираке, а ранее ее уроженцы участвовали на стороне моджахедов в афганской войне против советских войск.

Вступление в ряды ИГИЛ иностранного добровольца чаще всего не является рациональным актом, но эмоциональным личностным моментом. Где присоединился один, как правило, присоединяется и другой. Районы, где присутствуют дружные группы восприимчивой молодежи, у которой зачастую отсутствует чувство цели или принадлежности за пределами своего круга, оказались способны генерировать импульс набора в ИГИЛ, который распространяется через личностные контакты от группы к группе.

Социальная пропаганда ИГИЛ через СМИ чаще всего готовит почву для убеждения , а не для форсирования личного решения о поездке в Сирию и Ирак. Подобным образом рекрутинг в ИГИЛ идет, например, в Алжире и Узбекистане. Подбор рекрутов через социальные медиа становится менее важным, чем с помощью прямого контакта от человека к человеку.

Европа. По разным оценкам, более 5 тыс человек в одиночку совершили поездку в Сирию из стран ЕС. По официальным оценкам французских властей от октября 2015 года, около 1800 лиц покинули Францию, чтобы присоединиться к борьбе исламистов в Сирии. Аналогичным образом 760 бойцов прибыли из Великобритании, а 760 - из Германии и 470 - из Бельгии. Эти четыре европейские страны дали более половины европейского потока джихадистов. Маргинализация местных общин иммигрантов, особенно из Северной Африки, по всей видимости, сыграла определенную роль в процессе радикализации. По отдельным сведениям, многие, хотя далеко не все, из новобранцев ИГИЛ, в частности, из стран Северной Европы, были причастны к мелкой преступности и, возможно, провели некоторое время в тюрьме. Всем им ИГИЛ предложил новую идентичность, которая меньше определяется их прошлым, чем их потенциальным вкладом в будущем. Возрастной диапазон рекрутов в основном колеблется вокруг 20 лет. Скорость радикализации в целом составляет недели, а не месяцы.

Существуют однако отдельные доказательства вербовки рекрутов на уровне общин в странах, давших самое большое количество иностранных боевиков, где группы знакомых втягиваются в рекрутинг, как, например, в районе Моленбек в Брюсселе. Теракт в Париже продемонстрировал, что террористы ранее жили в этом районе и знали друг друга.

Россия и бывшие советские республики продемонстрировали, по крайней мере, трехкратный рост числа боевиков ИГИЛ за 2014−2015 годы. Большинство бойцов приходят в ИГИЛ с Северного Кавказа - из Чечни и Дагестана, меньше - из Азербайджана и Грузии. В Азербайджане рекрутинг боевиков в ИГИЛ идет в нескольких городах, в частности, в Сумгаите, Шабране и Квазаре. Северный Кавказ имеет долгую историю исламского экстремизма, и увеличение притока боевиков из этого региона во многом неудивительно. Некоторые боевики отправились в Сирию отсюда просто потому, что ИГИЛ предложил больше возможностей, чем местные группы, вроде «Имарата Кавказ».

Страны Средней Азии также продемонстрировали значительное увеличение числа своих граждан, ставших иностранными боевиками ИГИЛ. SG определил, что в общей сложности около 2 тыс боевиков из Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана участвуют в ИГИЛ. В августе 2015 года «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ), которое с начала 2000-х годов действовало в Афганистане и Пакистане, присоединилось к ИГИЛ.

Магриб и Северная Африка. Эти арабские регионы поставили большинство иностранных волонтеров в ИГИЛ. По состоянию на октябрь 2015 года, 6 тысяч бойцов попали в Сирию из Туниса. По сведениям властей Туниса, 700 местных женщин отправились в Сирию, чтобы присоединиться к ИГИЛ и другим экстремистским группам. В мае 2015 года, по представленным в ООН официальным оценкам правительства Марокко, в ИГИЛ участвовало 1200 марокканцев. Но эта оценка представляется экспертам заниженной, как и оценка в 600 бойцов из Ливии - явно заниженная. Аналогичным образом это касается и Алжира - 200−250 человек. Известно, что Ливия дала и значительный обратный поток бойцов. В Ливии ИГИЛ с опорой на них уже создал значительное присутствие, даже поощряя иностранных новобранцев ехать именно сюда, а не в Сирию и Ирак.

Северная Африка имеет укоренившуюся со времен афганской войны традицию джихадизма. По ряду североафриканских стран могут быть прослежены потоки из конкретных областей, направляющиеся в Сирию и Ирак. Эти страны имеют некоторые общие факторы такие, как высокий уровень безработицы, обуславленный избыточным населением, но, кроме того, каждый регион представляет собой некий уникальный случай. В Ливии восточный прибрежный район, особенно Бенгази и Дерна, известны как рассадники для вербовки. В Тунисе город Бен-Гардан с населением в 80 тысяч человек дал наибольшее количество иностранных боевиков. В Марокко трущобы Сиди Мумен на окраине Касабланки также являются источником агрессивных экстремистов, в том числе террористов-смертников. Набор бойцов в странах Северной Африке осуществляется, как посредством сетей, так и личными мотивами и контактами на уровне друзей, родственников и знакомых.

Дальнейшее ухудшение ситуации в области безопасности в Ливии является серьезным дестабилизирующим фактором для региона в целом. Ливия в настоящее время используется в качестве транзитного узла для бойцов ИГИЛ, путешествующих туда и обратно из Сирии и Ирака. Для такого нестабильного государства, как Тунис вернувшиеся боевики представляют особую угрозу внутренней безопасности. Правительство Туниса объявило о закрытии границы с Ливией, что стало явным подтверждением того факта, что тунисские джихадисты возвращаются в Тунис через Ливию.

Страны Африканского Рога. Данные об иностранных боевиках ИГИЛ из стран Африканского Рога ограничены. На январь 2015 года 70 боевиков из Сомали воевали в Сирии. В Сомали укрепилась террористическая группировка «Аль-Шабааб», которая является частью «Аль-Каиды». В сентябре 2015 года представитель правительства Судана заявил, что 70 боевиков из Судана воюют в Сирии. Имеется информация об участии в гражданской войне в Сирии боевиков из Эритреи.

Балканы в результате Югославской войны стали пристанищем для значительного числа исламских экстремистов. Это особенно верно в отношении Западных Балкан со значительным количеством мусульманского населения - Боснии, Албании, Македонии и Косово. На июнь 2014 года было относительно мало информации о том, сколько боевиков из этого региона попали в Сирию. Однако, на основании имеющихся данных, представляется, что число боевиков с Балкан в 2015 году, по крайней мере, удвоилось, если не утроилось. Относительно большое число сочувствующих ИГИЛ на Балканах превратило регион в транзитный узел для желающих добраться до Сирии боевиков из других стран Европы. SG определила, что в Сирию с Балкан отправились, по крайней мере, 875 бойцов.

ИГИЛ, в свою очередь, прилагает значительные усилия для убеждения исламистов на Балканах присоединиться к нему в Сирии, а также воспользоваться существующими экстремистскими сетями на Балканах и большим числом сочувствующих там для вербовки новых боевиков и оказания помощи призывникам из других частей Европы.

Южная Азия. Страны Юго-Восточной Азии дают значительное число воюющих в Сирии иностранных боевиков. Правительство Индонезии в своем официальном отчете на ноябрь 2015 года назвало цифру в 700 индонезийцев, присоединившихся к ИГИЛ, хотя аналитики полагают, что эта цифра завышена на 200 человек. До 50 бойцов из числа индонезийцев вернулись в Индонезию. Некоторые заявили разочарование, потому что они не получили обещанную им плату.

В августе 2014 года бывший президент Филиппин заявил журналистам что, по крайней мере, 100 его соотечественников отправились на территорию, контролируемую ИГИЛ в Ираке. Эта цифра была оспорена официальными лицами, хотя филиппинцы были замечены на одном видео, снятом ИГИЛ в Ираке. Кроме того, ИГИЛ направляет пропаганду в сети на вербовку малайцев. Малайцы и горстка сингапурцев, арестованных в своих странах прежде, чем они смогли уехать в Сирию, ранее не имели связей с экстремистскими группировками. Они были мотивированы желанием быть хорошими мусульманами и имели романтические представления об «исламском халифате». На них воздействовала пропаганда ИГИЛ через интернет.

Америка. По сравнению с существенным увеличением потока иностранных боевиков из стран Западной Европы в ИГИЛ, поток боевиков из Северной и Южной Америки остается относительно стабильным, не демонстрируя за прошедшие 18 месяцев какого-либо роста. В итоге, он гораздо ниже из расчета на душу населения. По словам директора ФБР Джеймса Коми , на сентябрь 2015 года из 250 американцев, пытавшихся пробраться в Сирию и присоединиться к ИГИЛ, это удалось только 150-ти. В октябре 2015 года власти Канады определили, что примерно 130 канадцев отправились в Сирию. Что касается показателей по странам Латинской Америки, то они чрезвычайно низки. Рекрутинг в ИГИЛ в Северной и Южной Америке, в основном, зависит от социальных сетей, особенно на начальных этапах процесса.

В своем отчете SG приходит к следующему заключению. В ближайшее время гражданская война в Сирии не закончится, и, хотя ИГИЛ находится под большим давлением, чем это было в июне 2014 года, вероятно, оно устоит в течение значительного времени. Это привлечет больше новобранцев из-за рубежа, но они могут отличаться от предыдущей волны имевших надежды жить в совершенно новом «государстве», которое обеспечит им то, что они не смогли найти у себя дома. По мере того, как только ИГИЛ сменит свое внимание с консолидации и контроля над территорией на атаку своих внешних врагов на их землях или в других местах, профиль его иностранных новобранцев также изменится. Успех ИГИЛ был связан с тем, что в нем усмотрели мечту другие террористические группы, теперь кажущиеся обычными и даже старомодными, вроде «Аль-Каиды». ИГИЛ «питается» десятками тысяч людей, присоединяющихся к нему. И даже если ИГИЛ потеряет способность расширяться, начнет сжиматься, он, по-прежнему, будет иметь возможность влиять на действия своих зарубежных приверженцев. И это может стать более опасным, чем его смерть.

«Амиры захватывают дворцы и отмокают в джакузи. Деньги и оружие они называют «трофеи»

Мы поговорили с россиянином, который уехал в Сирию воевать на стороне джихадистов. Саид Мажаев провел там полгода. Сбежал обратно в Россию. Отсидел. И вышел на свободу. Саид рассказал нам, как выглядит жизнь экстремистов изнутри.

Актер Вадим Дорофеев. Молодой, красивый, амбициозный. Несколько месяцев назад он, оставив жену и детей, уехал в Сирию, объяснив свое решение просто: «На то воля Аллаха!» А еще через некоторое время его супруге пришло SMS: Вадим погиб, сражаясь в рядах террористической запрещенной в России группировки «Исламское государство».

19-летнюю студентку МГУ . Предположительно, девушка хотела встать под черные знамена джихада.

И это только те случаи, о которых стало известно. О тех десятках-сотнях молодых людей, которые пересекают границу тайно, известно мало. Родные не поднимают паники, боясь осуждения и уголовного преследования. Да и не знают они зачастую, куда уехали их сыновья, мужья, братья. Одни из последних данных о количестве россиян в рядах ИГИЛ и других запрещенных бандформирований на территории Сирии или Ирака озвучил глава ФСБ Александр Бортников. По его словам, . И за прошедший год количество таковых возросло практически в два раза.

Как увозят из дома миллионы, а потом просят прислать им денег на еду. Как их вербуют? И как им удается вернуться?

Уроженцу Грозного Саиду Мажаеву 22 года. Два года назад он отправился в Сирию воевать на стороне джихадистов. Это сейчас он говорит: «Я понимаю, что мне и таким, как я, просто запудрили мозги». Тогда же его не смогли остановить ни мать, ни беременная долгожданным первенцем супруга.

Саид Мажаев с муфтием Чеченской Республики после освобождения из тюрьмы (лицо скрыто по просьбе Саида)

Саиду повезло: спустя полгода благодаря ранению он смог убежать из джамаата, в котором он состоял. Он был осужден, отсидел положенный срок и вышел на свободу.

— Знаете, после этих историй с актером Вадимом Дорофеевым и студенткой Варей Карауловой все заговорили о сети вербовщиков. Якобы девушек заманивают туда с помощью психологических техник, мужчинам обещают баснословные деньги. В моем случае ничего этого не было. Вербовщики с той стороны играют на живущем в каждом человеке чувстве справедливости. И это самое страшное...

Для Саида путь в джихадисты начался с видеороликов. Такими, по словам молодого человека, закидывают всех ребят из кавказских республик.

— Они приходят тебе по Viber, Whatsapp, в социальных сетях. У всех один сюжет — как там, в Сирии, убивают женщин, детей. Во всех роликах один и тот же посыл: «Где же вы, настоящие мусульмане, вы должны заступиться за единоверцев...» Я сначала не обращал внимания на эти призывы, потом стал задумываться, вступил в тематическую группу, начал списываться с ребятами, которые там находились. Где-то через полгода я подумал: если бы с моей семьей, в моем городе такое случилось, может, кто-то бы пришел на помощь и мне. Так почему же я здесь сижу и бездействую? Поддавшись этим настроениям, я решил уехать.

Как такового конкретного вербовщика в моем случае не было. Первое время я просто списывался, как я считал, с такими же, как я, ребятами, которые мне объясняли, что долг каждого правоверного мусульманина — приехать в Сирию. В итоге я им поверил.

Я считал, что еду туда защитить тех самых беззащитных женщин, стариков, над которыми измываются подконтрольные Асаду войска. Я настолько был ослеплен этой идеей, что даже не подумал поискать в Интернете другую точку зрения, выяснить, что на самом деле там происходит.

— Как ты объяснил родным свой отъезд? Сказал, куда едешь и с какой целью?

— Нет, конечно. Истинной цели моей поездки они не знали, в противном бы случае сами пошли в правоохранительные органы. Родным и жене я просто сказал, что хочу продолжить обучение в Турции. Они мне поверили.

— Тебе самому не показалось, что это слишком: оставить беременную супругу и отправиться на чужую войну?

— Конечно, было сложно. Но я тогда думал: у нас все тихо, за супругой есть кому присмотреть, здесь мама, папа, мои братья. А мне нужно ехать туда: кроме меня и таких, как я, о них никто не позаботится.

— Можно спросить у тебя о твоих религиозных взглядах?

— Вы имеете в виду, был ли у меня радикальный настрой, был ли я религиозным фанатиком? Однозначно нет.

Саид вспоминает: примерно за три месяца до отъезда уже появился конкретный человек, который в дальнейшем и должен был руководить его действиями.

— Это был вербовщик?

— Нет, скорее человек, который должен был меня пошагово направлять. Мы с ним постоянно были на связи. Он объяснил, как мне нужно действовать. По прилету в Стамбул я должен был купить новую SIM-карту, позвонить по определенному номеру. На вопрос, от кого я приехал, назвать его имя. После чего за мной должна была прибыть машина. Я все исполнил, но встретить в аэропорту меня не смогли. Вместо этого рассказали, что мне нужно взять билет на автобус и доехать до турецко-сирийской границы.

— А как они проверяют, не шпион ли ты? Вряд ли же они раздают такие телефоны кому попало?

— Нет, конечно. У меня там были знакомые ребята, через которых меня «пробивали». Должен быть конкретный человек, который за тебя сможет поручиться.

— Деньги на билет до Стамбула тебе выслали?

— Нет, я поехал на свои. Да и вообще, никому оттуда деньги не высылают. Как мне объяснили, это небезопасно.

— Слышала, что в Турции есть русская община, которая занимается подготовкой и переброской новобранцев в Сирию.

— Я об этом тоже слышал. Но в Турции я не жил. В день прилета я сразу взял билет на автобус и сам доехал до границы. Там мне велели ждать на остановке. Спустя несколько часов ко мне подошел человек, мы сели в машину, где уже собрались еще человек 10 ребят, прибывших ранее. Руководил всей операцией проводник, который должен был переправить нас в Сирию. Это был турок, но он немного мог изъясниться по-русски.

— Как вы переходили границу?

— Нас было человек тридцать. Минут двадцать мы бежали по полю. С вышек нас заметили пограничники, начали стрелять. Но слава богу, никого не ранило. Хотя я знаю несколько случаев, когда люди получали серьезные ранения, умирали. В одном случае это была женщина, она не могла быстро бежать.

«Паспорт тебе не пригодится, ты же приехал умирать...»

На той стороне группу Саида пересадили в другую машину. Их отвезли в лагерь для новобранцев.

— В этом лагере проверяют, от кого ты приехал, с какой целью, насколько сильны твои убеждения. Как проверяют? Задают вопросы, например, приехал ли ты с целью обогащения или же свято веришь в идею. Готов ли выполнять все, что скажет амир (командир). Здесь же нужно было дать присягу, поклясться, что до конца дней я буду подчиняться амиру.

Саид уверяет: присягу он не давал.

— Я сказал, что мне нужно подумать, посмотреть, что там происходит. Одним словом, я как-то отмазался.

Через шесть дней из лагеря для новичков его переправили на территорию джамаата. Молодой человек говорит, что он состоял в «Имарате Кавказ» — запрещенной на территории РФ террористической организации.

— С ИГИЛом у них одни и те же цели. То есть мы были все как бы вместе. Но конкретно в ИГИЛ я не состоял.

— До приезда или непосредственно на месте проверяли твою физическую подготовку? Интересовались, есть ли у тебя военный опыт?

— И тебе не показалось это странным? Не было ощущения, что тебя будут использовать как пушечное мясо?

— Я это понял, как только пересек границу, когда у меня забрали паспорт. Отдавать документы я не хотел. Но мне сказали: «Зачем тебе паспорт? Разве ты не приехал, чтобы умереть? Я сказал, что хотелось бы еще пожить. Но мне не терпящим возражений тоном объяснили, что сдавать паспорта — внутреннее правило. А их здесь не нарушают.

— В чем заключалась твоя служба?

— Первое время я просто слонялся без дела: оружия мне не давали. Через три недели мне выдали автомат, объяснили, как им пользоваться, сказали, что нужно охранять склады с боеприпасами. На боевые действия меня не пускали, потому что у меня не было опыта.

— Расскажи, из каких стран еще там были люди, зачем они приехали?

— Были немцы, французы, ребята из Нигерии, даже из Бразилии несколько человек добрались. Зачем приехали? У всех, с кем я разговаривал, цель была одна: помочь якобы угнетаемым братьям-мусульманам. А вообще расспрашивать друг друга о каких-то личных моментах там было запрещено. Бывало, подойдешь к кому-то из парней, спросишь, откуда он, есть ли семья? Рядом тут же появляется представитель местной службы безопасности, который объяснит, что любопытство тебе может дорого обойтись. Они следили, чем мы занимаемся, о чем разговариваем, не фотографируем ли случайно какие-либо объекты, не отправляем ли кому-нибудь SMS. Иногда я замечал: вроде бы человек рядом с тобой сидит, читает что-нибудь. Но ты понимаешь: он следит за тобой. Сразу по приезду в лагерь нам сказали, что телефон лучше не доставать. Если увидят, что мы сфотографировали кого-то из бойцов или место, где мы находимся, это может плохо закончится.

— Но связь с родными была?

— Домой мы звонили крайне редко. Я, например, в первый раз с супругой поговорил только спустя месяц после приезда. Интернета у нас не было, туда же, где он был, нас не пускали. Объясняли, что это отвлекает от наших целей — не дай Бог кому-то домой захочется.

— Но когда получилось позвонить домой, ты рассказал, где находишься?

— Я признался только жене. Но предупредил, чтобы она не рассказывала об этом никому из родных. Сказал, что по глупости своей сюда приехал, а теперь не знаю, как выбраться. Но уже тогда я ее заверил, что в ближайшее время что-нибудь придумаю и уеду отсюда.

— Вам платили деньги? Некоторые эксперты называют цифры в три-пять тысяч долларов за месяц.

— Не знаю, кто и сколько платил амирам, но рядовые, такие, как я, денег не получали точно. Все туда поехали ради идеи, которая, как я понял уже на месте, оказалась обманом.

— Почему?

— По большей части единственное, чем занимался наш джамаат, — это выяснение отношений с другими формированиями. Там очень много разных группировок, которые вроде бы объединены единой идеей — они воюют против Башара Асада, добиваются установления «Исламского государства» на всей сирийской территории. На самом же деле они собачатся между собой, нападают друг на друга, отнимают дома, деньги, оружие. Называют все это «трофеи». Какой-либо глобальной идеей там и не пахнет.

Амирам главное отхватить лакомый кусочек, наворовать побольше. Там осталось очень много богатых особняков, хозяева которых бежали от войны на свободные территории. Амиры захватывают эти дворцы, заселяются туда, купаются в бассейнах, отмокают в джакузи. Этих домов там так много, что некоторые амиры переезжают из одного в другой.

— А реальные боевые действия там велись?

— Иногда они . Но по большей части это все была инсценировка боевых действий. Амиры выбирали какой-то дом, зачастую пустой или ранее нами захваченный. Но для операторов, которые снимали эти бои на камеру, говорилось, что там засел противник.

Потом они делали вид, что захватывают эти здания: стреляли, бросали гранаты. Потом эти ролики отправлялись спонсорам и закидывались в Интернет, мол, приезжайте братья-мусульмане, помогите нам. И доверчивые ребята, такие, как я, на это велись.

— Но зачем им нужны новые бойцы?

— Анастасия, очнитесь, они вообще-то на этом деньги делают. Чем больше формирование, тем большее финансирование можно затребовать от спонсоров.

— То есть того, что ты видел в роликах, убийств женщин, детей, ты там не видел?

— Им вообще было наплевать на мирных людей — они между собой отношения выясняли. Хотя была одна жуткая ситуация. Группировка, которая находилась по соседству с нами, убила несколько десятков женщин и детей, расстреляли их из автоматов. По их словам, эти люди были предателями, что-то кому-то выдали.

А как могут быть предателями пацаны 12-14 лет или старики? Ролик той казни обошел весь мир. После этого я еще сильнее задумался, как бы вырваться оттуда.

«Если бы беглеца поймали, его бы зарезали...»

Саида спасло ранение.

— К тому моменту меня допустили охранять наши приграничные территории. Я пытался перебежать от одного дома к другому — в этот момент меня и зацепила пуля со стороны правительственных войск. Попали мне в ногу. Ранение оказалось сквозное.

Месяц я ходил на костылях, рана не заживала. И я, пожаловавшись, что испытываю жуткие боли, сказал, что мне нужно выехать на лечение в Турцию. Главная сложность в этой комбинации была в получении паспорта. Мне повезло: наш командир временно ушел в подполье из-за проблем с другой группировкой. Два дня до него не могли дозвониться, и в итоге решили поверить мне на слово. Паспорт мне отдали.

— А нельзя было просто бежать?

— Во-первых, по одиночке мы никогда не оставались: всегда ходили по двое или трое. Но даже если бы нас собралась группа, бежать просто так было бы нереально. Нужен проводник, который переведет через границу. Только они знают, где находятся свободные от мин коридоры, которые не простреливаются пограничниками. Но все проводники связаны с бандформированиями, они должны получить разрешение на перевод того или иного бойца через границу.

— Неужели за все то время, что ты там был, никто не попробовал бежать?

— Был один паренек. Он сказал, что едет на рынок, вернется через два часа. Вышел — и больше не вернулся. Искали его неделю.

Они и сами были в шоке, когда поняли, что он сбежал. Никто не понимал, как ему это удалось: как его не догнали, как он перешел границу. Ведь было еще несколько случаев, когда люди пытались бежать, а в итоге подрывались на минах.

Я понимал: так рисковать нельзя. Нужно действовать разумно, найти какой-то ход. В противном случае, если тебя поймают, наступит, как говорят сирийцы халяс — конец.

— Могли расстрелять?

— Могли зарезать. Изменников они не прощают...

В Сирию Саид приехал 11 июля 2013 года. Перешел границу в обратном направлении в начале января 2014-го. Тут же позвонил матери, попросил за ним приехать. Но еще на несколько месяцев пришлось задержаться в Турции.

15 мая он вылетел в Россию. Саид вспоминает: он спокойно прилетел в Чечню, несколько недель помаялся и все-таки решил прийти в правоохранительные органы с повинной.

— Мама начала меня уговаривать. Говорила: все равно где-то что-то просочится, лучше ты сам приди признайся. 11 июня я пришел в Шатойское РОВД. А 9 июня, как я выяснил позднее, в УФСБ на меня завели уголовное дело за участие в незаконных бандформированиях. Я об этом не знал: повестки мне не приходило. Более того, после объяснительной меня отпустили из отделения полиции.

Спустя две недели Саида задержали прямо в кабинете у следователя, к которому он пришел по повестке. Сперва дали два года общего режима и один год ограничения свободы. Но Саиду удалось обжаловать приговор. «Я ведь добровольно прекратил участие в незаконном бандформировании, пришел с повинной». В итоге срок скостили до 8 месяцев и 1 года ограничения свободы.

— Сейчас я ношу электронный браслет, могу передвигаться только по 4 районам Грозного. Но я понимаю: это намного лучше, чем тюрьма или положение боевика в Сирии.

— Что бы ты сказал ребятам, которые сейчас подумывают уехать туда?

— Чтобы они не совершали моих ошибок. Не поддавались россказням интернет-зазывал. Они думают, что едут защищать людей от несправедливости. Но все они заблуждаются. И пусть каждый знает: путь туда прост, а вот вырваться и вернуться назад очень сложно...

«Забирают из дома тысячи долларов, а потом просят прислать им хотя бы сотню...»

Небольшое по российским меркам дагестанское село Берикей. Население всего-то три с половиной тысячи человек. И только за последние полгода отсюда в Сирию уехали воевать 38 добровольцев.

О непростой ситуации в этом населенном пункте рассказала Севиль Новрузова, руководитель Центра по примирению и согласию южного территориального округа Дагестана. Раньше эта организация называлась иначе: Комиссия по адаптации к мирной жизни лиц, решивших прекратить экстремистскую и террористическую деятельность. Они занимались парнями, задумавшими, что называется, уйти «в горы». Уговаривали вернуться, работали с их родными, с женами боевиков. А когда вроде бы с этой заразой удалось справиться, пришла новая — «Исламское государство».

Севиль Новрузова

— Знаете, ведь такое ощущение, что туда уходят самые лучшие ребята, — вздыхает Севиль. — Все как на подбор: из хороших семей, с образованием. И ведь село Берикей — не единственное. Таких много во всем Дагестане.

Севиль рассказывает историю одного парня, самую, наверное, показательную. Назовем его Анвар. 28 лет, единственный сын в очень уважаемой и состоятельной семье. Закончил социологический факультет престижного вуза. У него было все: трехэтажный особняк в Подмосковье, несколько квартир в Дербенте, работа, семья.

— А несколько месяцев назад он заявил матери, что его долг как мусульманина — ехать в Сирию и спасать там угнетенных братьев по вере. И ушел.

— Некоторые эксперты говорят, что ребят туда заманивают деньгами или же с помощью психологических техник.

— Это глупости. Многие, наоборот, привозят туда тысячи долларов. А потом пишут своим друзьям и родным: «Вышлите денег, не хватает на еду или лекарства». Анвар, например, в деньгах никогда не нуждался: он, наоборот, привез в Сирию больше шести миллионов рублей. Продал машину за четыре миллиона, еще два взял дома.

А что касается гипноза, НЛП и прочих бредовых идей, — продолжает Севиль, — знаете, ведь идеология сильнее любой психологической техники. Человек под влиянием идеологии теряет чувство страха: он не боится смерти, рассчитывает на следующую жизнь, которую обещают проповедники.

Я специально подробнейше изучила страничку в Фейсбуке Анвара и увидела там дюжину роликов одинакового содержания. Очень уважаемый шейх объясняет, что, если в какой-то исламской стране идут военные действия и сил этой страны недостаточно для отпора врагу, мусульмане других стран должны незамедлительно приехать туда. И эти ребята верят словам таких, как этот шейх.

Севиль и ее команда старается ответить тем же: к работе с молодыми людьми из группы риска они привлекают имамов.

— Причем в самых сложных случаях, как это ни странно, нам на помощь приходят так называемые ваххабитские имамы. Они объясняют, что никакого джихада в Сирии нет, что там мусульмане убивают мусульман, что их поездка туда — ошибка и грех.

Некоторых удается отговорить. Единицы — уговорить вернуться. Рассказы вернувшихся ребят — мощный довод для тех, кто только задумывается куда-то ехать.

— Один паренек недавно смог вернуться. Уходя, он мечтал увидеть там братство единоверцев. А в итоге был там на положении раба. Первое время его заставили готовить кашу, которую потом на него же самого и выливали. «Каждый там пытается себе что-то урвать — земли, богатство, а нас, приехавших туда, просто используют...» — это его слова, — вспоминает Севиль.

Севиль считает: большинство ребят вербуют вовсе не в Дагестане, а в Москве.

— Они уезжают работать на стройках, там оформляют себе временную регистрацию и там же получают загранпаспорта. Сейчас мы хотим поднять эту проблему на уровне руководства страны. Дело в том, что у нас все ребята из группы риска на учете. Если бы они захотели получить загранпаспорт здесь, им бы просто его не выдали. А приезжая в Москву, они получают его за две недели. Я уверена: в этом замешана разветвленная сеть вербовщиков.

«Ваш сын стал шахидом»

— Вернувшиеся рассказывали, чем они там занимались?

Был один парень, он уже убит, долгое время он умудрялся поддерживать с родственниками связь по вотс-апу, хотя там это и запрещено. Он рассказывал, что около трех недель обучался в лагере для новобранцев. Потом ему выдали оружие, переправили в город Ракка. Там он чуть ли не в первый же день попал под обстрел, был тяжело ранен.

Перед смертью он написал родителям, что, если умрет, с его номера им придет сообщение. Еще через неделю им пришло SMS: «Ума стал шахидом иншаллах». То есть по воле Аллаха. Такое сообщение я читаю не в первый раз. Иногда идешь по Дербенту, видишь, что во дворе траур. Погиб молодой парень. Спрашиваю: «Что случилось — ДТП, болезнь?» А тебе показывают SMS оттуда.

— Среди ушедших есть женщины?

Даже среди тех 38 жителей села Берикей есть. Одна уехала в Сирию вслед за мужем с тремя детьми, будучи беременной четвертым. Другая уже родила в Сирии. Есть и такие, кто просто ушел воевать. Кого-то заманивают уже уехавшие туда подруги: присылают фото, сами находят для них желающих обзавестись семьей боевиков.

На самом деле я поражаюсь упорству отца Вари Карауловой, которому удалось поднять шумиху. В итоге он добился, что его дочь нашли. Не важно, осудят ее теперь или нет. Главное, что она будет жива.

У нас же уходят постоянно. Но тихо: родители боятся поднимать шум. А потом получают SMS: «Ваш сын погиб…»

"Чем опасно ИГИЛ для России? Мнение эксперта"