Разделы сайта
Выбор редакции:
- Клаус Джоул Пьяный лепрекон
- Критерии выбора системы электронного документооборота
- Константин Анохин: Мозг и разум Учёные и художники: глаза в глаза
- Проект по внеклассному литературному чтению "весна глазами поэтов, писателей, художников"
- Что относится к трансжирам
- Бурсит тазобедренного сустава лечение препараты Что такое бурсит тазобедренного сустава
- Сонник: к чему снится Покойник
- Журнал кассира операциониста и его заполнение Журнал кассира операциониста титульный лист
- Рецепт: Татарские салаты
- Морской окунь, запеченный в фольге
Реклама
Тема творчества в поэзии цветаевой. Тема поэта и поэзии в творчестве М |
В 1929 году в Медоне своему другу Марку Слониму М. Цветаева сказала: «Вот у Бодлера поэт - это альбатрос… ну какой же я - альбатрос? Просто ощипанная пичуга, замерзающая от холода, а вернее всего - потусторонний дух, случайно попавший на эту чуждую, страшную землю». Такая раздвоенность - жизнь одновременно земная и духовная, творческая - обусловила трагическое звучание темы поэта и поэзии в ее творчестве. Поэзия - состояние душевного горения, безмерности чувств, отмена всех норм, в результате чего возникает острый конфликт поэта с окружающим его миром:
Свобода и своеволие «души, не знающей меры», - ее вечная, самая дорогая ей тема. Она дорожит и любуется этой прекрасной, окрыляющей свободой:
Именно поэтому М. Цветаевой всегда было свойственно представление о поэтическом творчестве как о бурном порыве, захватывающем человека целиком: «К искусству подхода нет, ибо оно захватывает», « Состояние творчества есть состояние наваждения », « Поэта - далеко заводит речь». В раннем творчестве поэзия воплощается в образах «легкого огня» и несгорающей птицы Феникс, позже - в образе «не предугаданной календарем» беззаконной кометы. Писать стихи, в понимании М. Цветаевой, - это все равно что « вскрыть жилы», из которых не остановимо и невосстановимо хлещут и «жизнь», и «стих». Однако этот порыв, вихрь сочетается у М. Цветаевой с творческой волей, направленной на овладение ими, с упорной работой над стихом. Гениальность поэта, как считает М. Цветаева, - это одновременно и «высшая степень подверженности наитию», и «управа над этим наитием». Дело поэта предполагает не только согласие со свободной стихией творчества, но и овладение ремеслом:
Об упорном творческом труде говорит М. Цветаева и в стихах, составляющих цикл «Стол», и в стихах, обращенных к А. С. Пушкину:
В этом единстве творческого порыва и творческого труда поэзия, по мнению М. Цветаевой, передает прежде всего «строй души» поэта. Этот «строй души непременно должен быть новым, не похожим на другие. Поэту запрещено повторять то, что уже было сказано, он должен изобретать свое, открывать новые моря и материки на карте поэзии: «Не хочу служить трамплином чужим идеям и громкоговорителем чужим страстям». Поэтому так нетерпима была М. Цветаева к поэтической гладкописи, повторности, «общим местам». Глубина понимания поэзии М. Цветаевой выражалась и в том, что она знала: в мире, в котором она живет, жизнь и искусство часто оказываются несовместимыми. Она не закрывала глаза на их противоречия. Кончая свой трактат «Искусство при свете совести», она задается вечным вопросом: что важнее в поэте - человек или художник? И отвечает: «Быть человеком важнее, потому что нужнее. Врач и священник нужнее поэта, потому что - они у смертного одра, а не мы. Врач и священник человечески важнее, все остальные - общественно важнее. За исключением дармоедов, во всех их разновидностях, все важнее нас». Но в том же трактате М. Цветаева говорит, что ни за какие блага мира она не уступит своего дела и места поэта. Она и была поэтом, всецело поэтом. Ее трудная, нищая, бесправная жизнь изгоя тому подтверждение: «Ни с кем одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, - без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, - а зато… А зато - все». «Все» - потому что с ней оставалась ее поэзия, ее «напасть», ее «богатство», ее «святое ремесло». Творческий облик М. И. Цветаевой необычайно многогранен: перед читателем предстает самобытный поэт и неожиданный прозаик, оригинальный драматург и тонкий мемуарист, исследователь литературы и глубокий, парадоксальный мыслитель. Поэтесса – яркая индивидуальность. Сама Цветаева писала: “Большим поэтом может быть всякий – большой поэт. Для большого поэта достаточно большого поэтического дара. Для великого самого большого дара – мало, нужен равноценный дар личности: ума, души, воли и устремление этого целого к определенной цели, то Есть устроение этого целого”. В1929 году в Медоне своему другу Марку Слониму М. Цветаева сказала: «Вот у Бодлера поэт - это альбатрос... ну какой же я - альбатрос? Просто ощипанная пичуга, замерзающая от холода, а вернее всего - потусторонний дух, случайно попавший на эту чуждую, страшную землю». Такая раздвоенность - жизнь одновременно земная и духовная, творческая - обусловила трагическое звучание темы поэта и поэзии в ее творчестве. Поэзия - состояние душевного горения, безмерности чувств, отмена всех норм, в результате чего возникает острый конфликт поэта с окружающим его миром: Что же мне делать, певцу и первенцу, В мире, где наичернейший - сер! Где вдохновенье хранят, как в термосе! С этой безмерностью в мире мер?! Свобода и своеволие «души, не знающей меры», - ее вечная, самая дорогая ей тема. Она дорожит и любуется этой прекрасной, окрыляющей свободой: Не разведенная чувством меры - Вера! Аврора! Души - лазурь! Дура - душа, но какое Перу Не уступалось - души за дурь? Именно поэтому М. Цветаевой всегда было свойственно представление о поэтическом творчестве как о бурном порыве, захватывающем человека целиком: «К искусству подхода нет, ибо оно захватывает», «Состояние творчества есть состояние наваждения», «Поэта - далеко заводит речь». В раннем творчестве поэзия воплощается в образах «легкого огня» и несгорающей птицы Феникс, позже - в образе «не предугаданной календарем» беззаконной кометы. Писать стихи, в понимании М. Цветаевой, - это все равно что «вскрыть жилы», из которых неостановимо и невосстановимо хлещут и «жизнь», и «стих». Однако этот порыв, вихрь сочетается у М. Цветаевой с творческой волей, направленной на овладение ими, с упорной работой над стихом. Гениальность поэта, как считает М. Цветаева, - это одновременно и «высшая степень подверженности наитию», и «управа над этим наитием». Дело поэта предполагает не только согласие со свободной стихией творчества, но и овладение ремеслом: Я знаю, что Венера - дело рук, Ремесленник, - я знаю ремесло! Об упорном творческом труде говорит М. Цветаева и в стихах, составляющих цикл «Стол», и в стихах, обращенных к А. С. Пушкину: Пелось как - поется И поныне - так. Знаем, как «дается»! Над тобой, «пустяк», Знаем - как потелось! В этом единстве творческого порыва и творческого труда поэзия, по мнению М. Цветаевой, передает прежде всего «строй души» поэта. Этот «строй души непременно должен быть новым, не похожим на другие. Поэту запрещено повторять то, что уже было сказано, он должен изобретать свое, открывать новые моря и материки на карте поэзии: «Не хочу служить трамплином чужим идеям и громкоговорителем чужим страстям». Поэтому так нетерпима была М. Цветаева к поэтической гладкописи, повторности, «общим местам». Глубина понимания поэзии М. Цветаевой выражалась и в том, что она знала: в мире, в котором она живет, жизнь и искусство часто оказываются несовместимыми. Она не закрывала глаза на их противоречия. Кончая свой трактат «Искусство при свете совести», она задается вечным вопросом: что важнее в поэте - человек или художник? И отвечает: «Быть человеком важнее, потому что нужнее. Врач и священник нужнее поэта, потому что - они у смертного одра, а не мы. Врач и священник человечески важнее, все остальные - общественно важнее. За исключением дармоедов, во всех их разновидностях, все важнее нас». Но в том же трактате М. Цветаева говорит, что ни за какие блага мира она не уступит своего дела и места поэта. Она и была поэтом, всецело поэтом. Ее трудная, нищая, бесправная жизнь изгоя тому подтверждение.: «Ни с кем одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, - без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, - а зато... А зато - все». «Все» - потому что с ней оставалась ее поэзия, ее «напасть», ее «богатство», ее «святое ремесло». В русской литературе тема поэта и поэзии является одной из ведущих. Стихи такого рода всегда представляют собой своеобразный творческий самоотчет, напряженную авторскую исповедь, почему и приковывают к себе внимание читателя. Как же звучит эта тема в творчестве М. Цветаевой? Слово «поэт» для М. Цветаевой звучит всегда трагично, так как поэт не совпадает со своей эпохой, он - «до всякого столетья». Причастность к тайнам бытия, поэтические прозрения не спасают его от жестокости окружающего мира. Поэт чувствует себя в мире изгоем, лишним: Что же мне делать, слепцу и пасынку, В мире, где каждый и отч и зряч, Где по анафемам, как по насыпям - Страсти! где насморком Назван - плач! Эта тема особенно напряженно звучит в цикле «Поэт», но в этом же цикле есть и совершенно иная трактовка судьбы поэта: Поэты мы - ив рифму с париями, Но, выступив из берегов, Мы бога у богинь оспариваем И девственницу у богов! Это значит, что поэт, будучи вытесненным за пределы жизни человеческой, оказывается соразмерным всему мирозданию, и только там его подлинная жизнь. С присущей ей афористичностью М. Цветаева дала такое определение поэта: «Равенство дара души и слова - вот поэт». О своей душе она сказала: «Душа родилась крылатой», и «дар души», о котором говорила М. Цветаева, по-видимому, включает в себя и это ощущение окрыленности и свободы, которое дает возможность прозрения законов, движущих бытием: Мы спим - и вот, сквозь каменные плиты, Небесный гость в четыре лепестка. О мир, пойми! Певцом - во сне - открыты Закон звезды и формула цветка. М. Цветаевой всегда было свойственно романтическое представление о поэтическом творчестве как о бурном порыве, захватывающем всю душу: «К искусству подхода нет, ибо оно захватывает», «Состояние творчества есть состояние наваждения», «Поэта- далеко заводит речь». Поэт и дело поэта воплощались в образах «легкого огня», «тайного жара», несгорающей птицы Феникс. В более поздних цветаевских произведениях судьба поэта приобретает еще более катастрофическое освещение: Поэтов путь: жжя, а не согревая, Рвя, а не взращивая - врыв и взлом - Твоя стезя, гривастая кривая, Не предугадана календарем! Писать стихи, по мнению М. Цветаевой, - это все равно что «вскрыть жилы», из которых неостановимо и невосстановимо хлещут и «жизнь» и «стих». Но исступленный порыв с необходимостью должен сочетаться с железной дисциплиной, с работой «до седьмого пота». «Творческая воля есть терпение», - заметила она в одном из писем. Об упорном творческом труде говорит она и в стихах составляющих цикл «Стол», и в стихах, обращенных к А. С. Пушкину: Прадеду - товарка: В той же мастерской! Каждая помарка - Как своей рукой... Пелось как - поется И поныне - так Знаем, как «дается»! Над тобой «пустяк», Знаем - как потелось!.. Сущность же поэзии М. Цветаева видела в том, что она передает «строй души» поэта. Этот душевный строй должен быть новым, не похожим на другие. Поэту запрещается повторять то, что уже было сказано, он должен изобретать свое, открывать и воплощать новые душевные состояния. «Не хочу служить трамплином чужим идеям и громкоговорителем чужим страстям», - писала М. Цветаева. Для того, чтобы воплотить свое, индивидуальное видение мира, поэту необходимо услышать в стертых, обиходных словах нечто новое. В прислушивании поэта к звукам жизни и словам М. Цветаева видела основу поэтического творчества: «Словотворчество есть хождение по следу слуха народного и природного, хождение по слуху. Все же остальное - не подлинное искусство, а литература» («Искусство при свете довести»). Но поэт не только вслушивается в звучание жизни, но и трансформирует его: Жизнь, ты часто рифмуешь с: лживо, - Безошибочен певчий слух! Так понимаемая поэзия стала для поэта опорой в тяжких жизненных испытаниях. «Ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, - без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, а зато... А зато - всё», - говорила М- Цветаева в одном из писем. «Всё», - это поэзия, ставшая для нее высшей причастностью. В 1929 году в Медоне своему другу Марку Слониму М. Цветаева сказала: «Вот у Бодлера поэт - это альбатрос... ну какой же я - альбатрос? Просто ощипанная пичуга, замерзающая от холода, а вернее всего - потусторонний дух, случайно попавший на эту чуждую, страшную землю». Такая раздвоенность - жизнь одновременно земная и духовная, творческая - обусловила трагическое звучание темы поэта и поэзии в ее творчестве. Поэзия - состояние душевного горения, безмерности чувств, отмена всех норм, в результате чего возникает острый конфликт поэта с окружающим его миром:
Свобода и своеволие «души, не знающей меры», - ее вечная, самая дорогая ей тема. Она дорожит и любуется этой прекрасной, окрыляющей свободой:
Именно поэтому М. Цветаевой всегда было свойственно представление о поэтическом творчестве как о бурном порыве, захватывающем человека целиком: «К искусству подхода нет, ибо оно захватывает», « Состояние творчества есть состояние наваждения », « Поэта - далеко заводит речь». В раннем творчестве поэзия воплощается в образах «легкого огня» и несгорающей птицы Феникс, позже - в образе «не предугаданной календарем» беззаконной кометы. Писать стихи, в понимании М. Цветаевой, - это все равно что « вскрыть жилы», из которых не остановимо и невосстановимо хлещут и «жизнь», и «стих». Однако этот порыв, вихрь сочетается у М. Цветаевой с творческой волей, направленной на овладение ими, с упорной работой над стихом. Гениальность поэта, как считает М. Цветаева, - это одновременно и «высшая степень подверженности наитию», и «управа над этим наитием». Дело поэта предполагает не только согласие со свободной стихией творчества, но и овладение ремеслом:
Об упорном творческом труде говорит М. Цветаева и в стихах, составляющих цикл «Стол», и в стихах, обращенных к А. С.
В этом единстве творческого порыва и творческого труда поэзия, по мнению М. Цветаевой, передает прежде всего «строй души» поэта. Этот «строй души непременно должен быть новым, не похожим на другие. Поэту запрещено повторять то, что уже было сказано, он должен изобретать свое, открывать новые моря и материки на карте поэзии: «Не хочу служить трамплином чужим идеям и громкоговорителем чужим страстям». Поэтому так нетерпима была М. Цветаева к поэтической гладкописи, повторности, «общим местам». Глубина понимания поэзии М. Цветаевой выражалась и в том, что она знала: в мире, в котором она живет, жизнь и искусство часто оказываются несовместимыми. Она не закрывала глаза на их противоречия. Кончая свой трактат «Искусство при свете совести», она задается вечным вопросом: что важнее в поэте - человек или художник? И отвечает: «Быть человеком важнее, потому что нужнее. Врач и священник нужнее поэта, потому что - они у смертного одра, а не мы. Врач и священник человечески важнее, все остальные - общественно важнее. За исключением дармоедов, во всех их разновидностях, все важнее нас». Но в том же трактате М. Цветаева говорит, что ни за какие блага мира она не уступит своего дела и места поэта. Она и была поэтом, всецело поэтом. Ее трудная, нищая, бесправная жизнь изгоя тому подтверждение: «Ни с кем одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, - без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, - а зато... А зато - все». «Все» - потому что с ней оставалась ее поэзия, ее «напасть», ее «богатство», ее «святое ремесло». |
Популярное:
Проект на тему шоколад польза или вред |
Новое
- Критерии выбора системы электронного документооборота
- Константин Анохин: Мозг и разум Учёные и художники: глаза в глаза
- Проект по внеклассному литературному чтению "весна глазами поэтов, писателей, художников"
- Что относится к трансжирам
- Бурсит тазобедренного сустава лечение препараты Что такое бурсит тазобедренного сустава
- Сонник: к чему снится Покойник
- Журнал кассира операциониста и его заполнение Журнал кассира операциониста титульный лист
- Рецепт: Татарские салаты
- Морской окунь, запеченный в фольге
- Что можно делать с лисичками грибами