Мария, Казань

Как объяснить массовые самосожжения старообрядцев?

Доброго дня! Изучаю историю старообрядчества. Нахожусь на пути к оглашению. Скажите, пожалуйста, как объяснить массовые самосожжения старообрядцев? Как мне отвечать на этот вопрос, были ли они? Разрешались ли протопопом Аввакумом? Это ведь грех самоубийства. Я несколько раз встречала эту информацию в самых разных исторических книгах.

Доброго! Все очень сложно и неоднозначно. Вам предстоит самостоятельно много читать, искать и думать с молитвой.

По законам Российской Империи захваченные «раскольники», не раскаявшиеся в своем выборе, подлежали сожжению. «Раскаяние» подразумевало отказ от Православной Веры, той, что принята на Руси при ее Крещении при князе Владимире. Перед христианином вставал выбор: «держать старую Веру до смерти» или отречься и принять что-то «не православное». Из опасения отречься от Православия под муками христиане бежали от властей в дальние края, леса и страны. Если их ловили, то выбор вставал неимоверно остро.

Христос сказал: «Нет большей любви, кто предаст душу свою за други своя» (Ин.15.13), и «Молитесь за ненавидящих вас и творящих вам напасти» (Мф.5.44). Христиане, добровольно шедшие в огонь, брали на себя чужой грех убийства…

Есть ли однозначное указание на поддержку практики самосожжений у свмч. Аввакума — неизвестно. Многие исследователи считают слова об этом, в творениях священномученика, поздними «вставками». Но при этом есть такое понятие, как «частное богословское мнение».

Одно можно сказать точно: самосожжения не были повсеместными; это не является учением Церкви; не зная подробностей каждой из «гарей», мы не можем сказать ничего однозначного, ведь часто самосожжения были маскировкой для зачистных военных операций, где не было ни виноватых, ни свидетелей…

Дай Бог всем нам духовного разума!

Старообрядческие самосожжения стали предметом исследования отечественных специалистов начиная со средины XIX в . Наиболее обстоятельно изучались проблемы распространения «гарей» по территории России , а также идейные основы проповеди «огненной смерти» . Значительно меньшее внимание уделено последствиям самосожжений, в том числе сохранению памяти о погибших во имя старой веры. В данной статье рассмотрены основные фольклорные сюжеты, связанные с ритуальным суицидом в старообрядческой среде. Известно, что при организации самосожжений старообрядцам приходилось преодолевать решительный запрет самоубийства, содержащийся в народных верованиях. По сведениям, собранным Д.К. Зелениным, «народ верит, что душа самоубийцы бродит по земле и пугает людей. Для предотвращения этого вбивается в могилу осиновый кол» . Среди крестьян Владимирской губ. считалось грехом «даже поминать самоубийц молитвой», и родные молились за них тайком . У других народов России имелись собственные аналогичные запреты. Так, удмурты старались избавиться от тел самоубийц «как можно быстрее». Их тела «в избу даже не заносили, держали в яме, вырытой во дворе или за околицей» . Среди северных старообрядцев-коми длительное время существовали явные запреты поминовения самоубийц .

Народные представления о посмертной судьбе самоубийц активно использовались в старообрядческой полемике о допустимости «гарей». Те старообрядцы, которые являлись противниками самосожжений, опираясь на народные представления о самоубийцах, отождествляли сгоревших с нечистой силой, опасными мифическими обитателями подводного мира. Так, в произведении старообрядческого публициста Евфросина приводится описание удивительных приключений «некоего отрока». Парень отправился на реку напоить свой скот, но вдруг в его повседневный труд вторглась сверхъестественная сила. Внезапно «изыде из воды черен мужик» и унес отрока в пучину. Родители тщетно искали его двое суток («нощеденства два»). Все это время отрок находился в речном омуте. Картина подводного жительства самосожигателей носит явно карикатурный характер: «и виде ту человеци нецыи, по разным местам сидяще, овь лапти плетяще, ин ино что творяще, вси же молчаху и никто ничего не глаголаху». Но вскоре «изволением Божиим» парень избавился от власти духа-«хозяина» подводного мира и благополучно вернулся назад. Он расспросил своих мудрых родителей о странных обитателях подводного мира и понял с кем ему пришлось иметь дело: «яко оны суть, иже сожгоша сами себе» . В Лопских погостах (на севере Карелии), по свидетельству того же автора, уцелевшие после самосожжения местные жители «слышавше крик ужасный на том месте, идеже себе сожгоша, и вопль страшный даже и до четыредесять дний схождаше всем слышащим, страх и ужас, и скорбь не малу всем творяше» .

Такими же сверхъестественными чертами наделила народная память место гибели во имя старой веры на Европейском Севере России. Так, в Усть-Цилемском крае (в настоящее время – на территории Республики Коми) место самосожжения старообрядцев даже в ХХ в. считалось среди охотников опасным. Здесь, по их мнению, иногда «выходит из камня женщина в красном платке и пугает охотников». Она может даже «увести людей в лес и оставить там навечно». В то же время местные староверы поклоняются этому камню . Его появление они объясняли вмешательством сверхъестественных сил. Душу сгоревшей девицы Бог превратил в птицу и отправил в рай, а тело превратил в камень, как память о погибших старообрядцах . Таким образом, в народном сознании, как отмечает И. Паперно, центральную роль играло не «христианское понятие о смертном грехе», а «чувство опасности, связанное в языческом сознании с самоубийцами как людьми, умершими неестественной, или неправильной, смертью» .

Здесь следует обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, в современных этнографических трудах противопоставление предков («родителей») и нечистых («заложных») покойников рассматривается как «не столь уж жесткое», «заложный покойник мог стать святым» . Возможно, страх усть-цилемских охотников перед местом самосожжения «был продиктован представлениями о святости земли», где когда-то гибли во имя веры и где отныне запрещались профанные, бытовые занятия . Во-вторых, народные представления о самоубийцах отступали на второй план перед учением о пришествии Антихриста и надежных путях избавления от его власти. Духовные стихи, записанные в XIX в., но бытовавшие, очевидно и ранее, откровенно призывали народ к самосожжению:

Не сдавайтесь вы, мои светы,

Тому змею седмиглаву.

Вы бегите в горы, в вертепы,

Поставьте там костры большие,

Положите в них серы горючей,

Свои телеса вы сожгите.

Пострадайте за меня, мои светы,

За мою веру Христову:

Я за то вам, мои светы,

Отворю райския светлицы,

И введу вас в царство небесно,

И сам буду с вами жить всеконечно .

Иногда сгоревших в пламени самосожжений местные жители отождествляли с прекрасными птицами, устремляющимися прямиком в Царствие Небесное. Так, среди жителей дер. Верховской (р. Пижма, Республика Коми) до сих пор распространена такая легенда: «На Пижме был двоетажный скит и как-ле шпиенка из Москвы пришла». Она подожгла нижний этаж скита и исчезла. «А скитники молились, дэк ихны души голубями да белыми лебедями на небеса полетели» . В легенде вина за гибель «скитников» возлагается на неизвестную женщину. Таким образом, в народной памяти сделана попытка примирить почитание самосожигателей и христианское (а также и простонародное) представление о греховности самоубийства.

Положительная память о самосожжениях, почитание самосожигателей как мучеников, пострадавших за благочестие, встречается в фольклорных текстах. Постепенно останки страдальцев и места их гибели перестали быть объектом суеверного страха и превратились в объект поклонения. Сведения о регулярном поминовении сгоревших старообрядцев обнаруживаются в этнографических данных, связанных с Европейским Севером России. Так, на протяжении длительного времени сохранялась благоговейная память о старообрядцах, сгоревших в 1743 г. на р. Пижме. В начале XXI в. на деревенском кладбище сохранялся большой деревянный крест и часовня, построенные местными жителями в память о них . На Русском Севере нередко «часовни выступали как памятные сакральные знаки» . Так быстро формирующийся старообрядческий культ самосожигателей стал проявлением общей тенденции, существующей в религиозной жизни окраин России. О трагическом событии, связанном с массовой гибелью в огне, повествует легенда: «когда скитники горели <…> из монастыря выпрыгнула девица Елена, превратилась в голубицу и упорхнула. Пролетела сколь туды, откуль пришли солдаты, и застыла на большущем камне на высоком берегу Пижмы. Тот камень и зовут Еленин страж. Все, кто проезжает по реке, вспоминают сгоревших. Рядом с ним течет ручей, дек его тоже Елениным называют» . Еще одним доказательством праведности самосожигателей стали предания: в конце XX в. сохранились фольклорные тексты, повествующие о том, что добровольно сгоревшие на реке Пижме «мученики-сожигатели впоследствии якобы найдены нетленными» .

Сочувственные слова в адрес самосожигателей звучали и в карельском фольклоре. Так, судя по современным записям легенд, бытующих в деревне Тунгуда, в сознании местных обитателей образ участников «гарей» слился с еще одним популярным сюжетом – «панами». В одной из местных деревень «жил гордый народ Паны». Их хотели обратить «в эту веру», но они не подчинились. «И когда их снова пришли принуждать, то они сожгли себя, но не отреклись от своей веры» . В местной деревне Койвуниеми «по завету» ходили «к сожженцам». События, связанные с «гарями», рисовались местным жителям в своеобразном, но вполне узнаваемом виде. Старообрядцы «специально пришли грехи свои сжечь, чтобы не было у них грехов <…> И сгорели там внутри. А потом на том месте построили дом [часовню] и поставили там иконы, туда ходили». Причины массовых посещений памятных мест оказались вполне прозаическими: «У кого зубы болят, так там [были] иконы от зубной боли. Как зубы заболят, так идут туда, молятся, будто бы перестает [болеть]» . В деревне Рийхуваара имелись свои воспоминания о самосожигателях. Здесь память о них была связана с огромной ямой, к которой местные жители регулярно ходили молиться. На вопрос о мотивах самосожжений они отвечали уклончиво: «Время такое настало, не стали любить староверов, вот и сожгли <…> Времени много с тех пор прошло» .

Обоснования самосожжений, тщательная пропагандистская работа старообрядческих наставников приводили к тому, что лишь в немногих фольклорных текстах самосожжение расценивалось как своего рода безумие или следствие колдовских чар, приводящих к сумасшествию и мании самоубийства. Так, «в былое время раскольники брянских лесов, <…> если не могли словом убеждения склонить на свою сторону им почему-либо нужного человека и обратить в свою веру», то прибегали колдовству: «они давали этому человеку клюкву, напоенную некоторою отравою». Содержащееся в этой клюкве зелье оказывало на людей страшное воздействие: «если кто съедал, то получал желание идти в брянские скиты, а когда съевший оную видел огонь, то в исступлении бросался в него, так как здесь представлялся ему рай и сидящие в нем ангелы» . Этот сюжет впервые представлен в произведении св. Димитрия Ростовского. У него описание зловещего чародейства, предшествующего самосожжению, дано в развернутом виде. Фольклорные тексты предоставляли как литераторам, так и обывателям обильную пищу для размышлений на мистические темы. В конце XVII в. в Шведской Карелии распространилось жуткое предание о том, как некий монах отрезал у мертвого ребенка руки и ноги и сжигал их. Из человеческого пепла он изготовил порошок, избавляющий людей от инстинктивного страха перед огнем и создающий у них болезненную склонность к самосожжению. Прежде чем его схватили, он успел испытать этот порошок на случайно подвернувшейся собаке, которая, съев снадобье, тотчас бросилась в огонь .

Таким образом, почитание мест старообрядческих самосожжений являлось своеобразным продолжением дискуссии об «огненной смерти», начавшейся среди старообрядческих наставников в конце XVII в. В то же время на формирование традиций поклонения местам массовых самоубийств оказала влияние давняя российская традиция почитания «святых мест». В них годами скапливалась разнообразная «информация о несчастьях – пожарах, нашествии змей, а также о страшных засухах или массовых болезнях, случившихся в данной местности» . Такое вполне обычное для крестьянского сознания восприятие мест «гарей» в известной степени примиряло старообрядцев – противников и сторонников самосожжений.

Библиографический список

1. Пулькин М.В . Самосожжения старообрядцев: проблемы историографии // Религиоведение. 2012. № 2. С. 33–42.
2. Пулькин М.В. Самосожжения старообрядцев в конце XVII–XVIII в. // Новый исторический вестник. М., 2006. № 1 (14). С. 5–13.
3. Пулькин М.В. Слухи о самосожигателях: истоки, достоверность, фиксация и использование (конец XVII–XVIII в.) // Традиционная культура. 2011. № 1. С. 143–149.
4. Зеленин Д.К. Избранные труды по русской мифологии: умершие неестественной смертью и русалки. М.: Наука, 1995.
5. Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (На примере Владимирской губернии). СПб.: Наука, 1993.
6. Шутова Н.И. Дохристианские культовые памятники в удмуртской религиозной традиции: Опыт комплексного исследования. Ижевск: Изд-во Ижевского ун-та, 2008.
7. Власова В.В. Старообрядческие группы коми: конфессиональные особенности социальной и обрядовой жизни. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2010.
8. Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. Вновь найденный старообрядческий трактат против самосожжений 1691 г. / Сообщ. Х. Лопарев. СПб., 1895.
9. Дронова Т.И . Русские староверы-беспоповцы Усть-Цильмы. Конфессиональные традиции в обрядах жизненного цикла (конец XIX–ХХ вв.). Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2002.
10. Паперно И . Самоубийство как культурный институт. М.: Наука, 1999.
11. Панченко А.А . Исследования в области народного православия. Деревенские святыни Северо-Запада России. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998.
12. Сборник русских духовных стихов, составленный В. Варенцовым. М., 1862.
13. Дронова Т.Н . Старообрядчество на Нижней Печоре // Этнографическое обозрение. 2001. № 6. С. 34–45.
14. Пермиловская А.Б . Русский Север как особая территория наследия. Архангельск; Екатеринбург, 2010.
15. Степанова А.С . Устная поэзия тунгудских карел. Петрозаводск: Карелия, 2000.
16. Забылин М . Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М.; Иркутск. 1992.
17. Катаяла К. Дымом в Царствие Небесное: самосожжения староверов в Шведской Карелии в конце XVII в. // Выговская поморская пустынь и ее значение в истории России: Сб. научных статей и материалов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 25–39.
18. Щепанская Т.Б . Кризисная сеть (традиции духовного освоения пространства) // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб.: Наука, 1995. С. 102–126.

Старообрядческое учение об «огненной смерти», приведшее к гибели нескольких тысяч приверженцев «древлего благочестия», не имеет конкретного места зарождения. Известно, что идейными предшественниками самосжигателей стали «морильщики» – проповедники и участники массовых самоубийств голодом, действовавшие в 1660-х гг. в вологодских, костромских, муромских и суздальских лесах. Они «запирали себя в избы или норы, чтобы избежать соблазна спасения жизни, и там держались полного поста до последнего издыхания» . Начинание получило массовую поддержку среди противников никоновских церковных реформ, а практика добровольной голодной смерти постепенно трансформировалась в самосожжения. Распространение эсхатологических настроений в конце XVII – начале XVIII в. привело к тому, что проповедь самосожжения, отождествляемого с погружением в очищающее апокалиптическое пламя , нашла отклик в сердцах многих православных людей.

Богословская дискуссия старообрядцев об «огненной смерти» развивалась на фоне начавшихся массовых самосожжений. Первые небольшие самосожжения происходили почти одновременно в ряде местностей страны. Так, «малый» Сенька в 1666 г. сообщил нижегородскому воеводе И.С. Прозоровскому, что «в Нижегородском уезде чернецы, когда пришли стрельцы, запершись в кельях, зажгли их и сгорели». В марте этого же года некто С.А. Зубов писал из Вологды в Москву, что и здесь произошло первое самосожжение: «Четыре человека, нанося в избу сена и склав и запершись, и изнутри зажгли сами и сгорели; да семь человек, утаясь от людей, вышли из деревни ночью в поле и сели в дехтярном срубе, и зажгли сами, и в том срубе сгорели » .

В 1675 г. на Волге начались первые массовые самосожжения: старообрядческие материалы говорят о «происходивших в это время гарях и насчитывают до 2 тыс. добровольно сгоревших в районе Нижнего Новгорода, особенно по реке Кудме» . В 1670–1680-х гг. центром распространения гарей стало Пошехонье, одна из наиболее отсталых территорий тогдашнего Российского государства, куда, возможно, собирались сжигаться не только местные жители, но и москвичи, близко к сердцу принявшие проповедь «огненной смерти». Сведения о числе погибших на этой территории в первых «гарях» различны: от четырех – пяти тысяч до 1 920 человек . На зловещее первенство мог претендовать и Арзамасский уезд: здесь значительные «гари» начались в 1675 г. и продолжались до 1678 г.

Поскольку одним из наиболее заметных наставников старообрядцев-самоубийц стал поволжский старец Капитон, то и учение об «огненной смерти» получило на Руси название «капитонство». Лишь на первых порах, в начале никоновских церковных реформ, Капитон проповедовал иные способы смерти. Его сторонников обвиняли в том, что они «живых в гроб кладут», запирают людей в кельях и морят голодом . В дальнейшем именно самосожжение стало излюбленным способом самоубийства среди противников никоновских «новин». Так, в челобитной крестьян Черевковской волости Устюжского уезда, датированной 1690 г., указывалось, что в их волости «крестьянишки» сгорели «в капидонстве» . Таким образом, с юга России учение о самосожжении, по выражению старообрядческого автора, «свирепо потече» вверх по Волге и распространилось по Европейскому Северу. Быстрому распространению «самогубительной смерти» на значительной территории способствовала поддержка со стороны протопопа Аввакума и ряда других радикальных предводителей церковного раскола.

В последнее десятилетие XVII в. по Европейскому Северу России прокатилась первая волна самосожжений. В Новгородском крае первое самосожжение состоялось в ночь с 9 на 10 марта 1682 г. в с. Федово Ново-Торжского уезда; погибло около полусотни человек , предводительствуемых местным священником. Встревоженные власти послали в это село пристава, чтобы «остановить дальнейшее распространение самосожиганий». Но того ожидал решительный отпор: «местные крестьяне спрятали священника и чуть не убили самого пристава» .

Начало трагическому ряду крупных самосожжений положили «гари» в Каргопольском уезде, в Дорах . Затем последовали крупнейшие в истории старообрядчества массовые самоубийства – Палеостровские 1687 и 1688 г. (в них, по преданиям, погибло до четырех тысяч человек) и Пудожская 1693 г. (более тысячи человек) .

Вскоре волна самосожжений достигла Сибири: 24 октября 1687 г. произошло массовое самосожжение в Тюменском уезде, унесшее около 300 жизней . В том же году в Верхотурском уезде в огне погибло около 100 человек. В 1688 г. в своих домах в Тобольском уезде добровольно сожгли себя около 50 человек . Однако здесь самосожжения вскоре прекратились на полстолетия, и следующее состоялось в 1751 г., когда нашлись новые фанатики-руководители .

На Европейском Севере череда самосожжений не прерывалась на протяжении последней четверти XVII и всего XVIII в. А рецидивы самосожжений случались вплоть до середины XIX в. Последнее самосожжение старообрядцев, произошедшее в 1860 г. в Каргопольском уезде Олонецкой губернии, унесло 14 жизней .

В некоторых местностях Севера самосожжения повторялись регулярно. Так, с 1690 по 1753 г. в Верхнем Подвинье произошло 8 массовых самосожжений, в которых погибло 611 человек . В Поморье идея «огненной смерти» нашла поддержку у весьма влиятельных и образованных проповедников – бывших соловецких монахов, чудом избежавших беспощадной расправы после взятия «честной обители» царскими войсками. В Соловецком монастыре в период восстания 1667– 1676 гг. идеал страдания стал весьма популярным, причем в ходе бунта произошел переход от идеи «пассивного страдания и непротивления насилию» к практике «вооруженной борьбы против слуг Антихриста» . Постепенно идеи добровольного страдания и сопротивления власти слились воедино в поддержанном соловецкими монахами учении о самосожжениях.

Протопоп Аввакум уверял своих учеников, что «на том свете» соловецкие иноки наказывают царя Алексея Михайловича за штурм православной святыни и собственные страдания, «распиливая его тело и подвергая его другим мучениям» . Но и «на этом свете» участие соловецких монахов в борьбе против господствующей церкви вообще, и в организации самосожжений в частности, оставалось активным. В значительной степени это обстоятельство повлияло на дальнейшее распространение учения о «самогубительной смерти». На эту закономерность первым обратил внимание еще в конце XVII в. старообрядческий писатель Семен Денисов в «Повести об осаде Соловецкого монастыря». Так, самосожжением 1693 г. в деревне Строкиной Пудожской волости руководил бывший соловецкий монах Иосиф Сухой. Сам он был убит во время перебранки с гонителями: «от воинов, обличающ новины, их пулею устрелен». Но его решительные сторонники все же довели до конца дело, начатое наставником: «огнем скончашася, числом суще яко тысяща двесте душ». Еще бoльшую известность снискал Игнатий Соловецкий: он стал наставником старообрядцев, захвативших в 1687 г. Палеостровский монастырь и совершивших самосожжение в его стенах. Здесь погибло, по данным старообрядческого автора, 2 700 человек . В этом же году обессмертил свое имя еще один соловецкий монах – «пречестный диакон и благоговейный инок» Герман Коровка, организовавший самосожжение в деревне Березов Наволок Кольского присуда.

После гибели большинства соловецких монахов и их последователей самосожжения продолжались некоторое время по традиции , освященной гибелью «за древлее благочестие» выдающихся старообрядческих проповедников и их последователей.

В царствование Петра I в распространении «самогубительной смерти» произошел перелом, за которым, по мнению Д.И. Сапожникова, «должно было последовать постепенное, но медленное исчезновение этого изуверства с исторической сцены» . Но полному искоренению самосожжений помешало новое явление. Начиная с 1740-х гг. во главе самосожигателей становились представители филипповского толка, одного из наиболее радикальных в старообрядчестве. Они отказывались совершать молитвы за императора, ограничивали контакты своих последователей с внешним миром и всегда были готовы к самосожжению . Наставник филипповцев, старец Филипп, «с протчими», погиб в огне организованного им же самосожжения в середине XVIII в., личным примером вдохновив своих последователей на новые самоубийства . Влияние филипповцев сохранялось на протяжении всего XVIII в. на территории Русского Севера, вплоть до Урала, где и происходили «гари». На тот факт, что некоторые сибирские самосожжения в XVIII в. возглавлялись филипповцами, указывает, в частности, академик Н.Н. Покровский . Но все же их влияние уступало неограниченному авторитету соловецких монахов. Ведь филипповцам противостояли другие старообрядческие толки: даниловцы, федосеевцы, аристовцы.

Своеобразная эстафета «самогубительной смерти» создавала предпосылки как для непрерывного распространения самосожжений по территории России, так и для все новых и новых «гарей» в тех местностях, где они происходили прежде. До конца XVIII в., по подсчетам Д.И. Сапожникова, в Тобольской губернии произошло 32 самосожжения, в Олонецкой – до 35, в Архангельской – 11, в Вологодской – до 10, в Новгородской – 8, в Ярославской – 4, в Нижегородской, Пензенской и Енисейской – по 1, а всего – 103 самосожжения .

Общей тенденцией в развитии самосожжений стало постепенное сокращение числа их участников. Для XVIII в., как справедливо указывает Н.Н. Покровский, «не были характерны грандиозные гари, каждая из которых уносила в XVII в. тысячи жизней» . Наиболее подробным источником информации по данному вопросу является старообрядческий синодик (список погибших, составленный для поминовения), содержащий упоминания о 45 старообрядческих самосожжениях, произошедших в разное время в России. Первые по времени самосожжения конца XVII в. стали самыми грандиозными в истории: они унесли жизни 8 416 человек. Далее отчетливо обозначилась тенденция к убыванию: в следующих 15 «гарях» погибло 1 537 человек. И, наконец, последние по времени массовые самоубийства конца XVIII – XIX в. привели к гибели 149 человек .

Источники позволяют судить еще об одной особенности статистического учета самосожжений. Сведения о небольших, в том числе семейных, самосожжениях значительно реже проникали в делопроизводство органов власти, и, следовательно, эта разновидность информации о массовых самоубийствах остается недоступной. О том, что и такого рода «гари» имели место, свидетельствуют отрывочные данные. К их числу относится, например, переписная книга Арзамасского уезда, датированная 1678 г. Причины запустения дворов в деревнях Ковакса, Соляная Гора и селе Страхово объяснены в ней следующим образом: «Двор пуст Фофанка Андреева, а он, Фофанко с детми, на овине сгорел в 186 году, а жена ево умре». Или: «Двор пуст Антропка Васильева, а он, Онтропко, з женою и з детми бесовскою прелестью собрався в овин згорел в 183 году» и т. д. Всего названо 8 крестьянских дворов, запустевших от гари .

Ослабление эсхатологических настроений в конце XVIII в. привело к прекращению массовых самоубийств. Вполне вероятно, что к этому времени в огне самосожжений погибли почти все более-менее радикально настроенные старообрядцы – сторонники «огненной смерти». Однако организация самосожжений оставалась на протяжении всего XVIII в. главным обвинением, которое власть предъявляла старообрядцам. Эти обвинения не в последнюю очередь были связаны с тем, что массовые самоубийства происходили на окраинных, и без того малонаселенных, территориях и, таким образом, наносили ущерб государственным интересам.

Локализация самосожжений, на первый взгляд, представляется парадоксальной: в массовых самоубийствах участвовали жители тех губерний, где давление на старообрядцев не отличалось высокой интенсивностью . Объяснение этому следует искать, во-первых, в наибольшем распространении влияния старообрядчества именно на той территории, где репрессии оставались менее ощутимыми. Во-вторых, – в эффекте «последней капли»: эти земли стали последним пределом, куда мог скрыться от «слуг Антихристовых» приверженец «древлего благочестия». После этого, вновь подвергаясь преследованиям, он находил лишь одно спасение – огонь.

Идея о самоистреблении оформилась в старообрядчестве в первые годы его существования. Первоначально самоубийство совершали путем самоуморения голодом, затем перешли к самоутоплению, самозакланию и самосожжению. Иные способы гибели (самопогребение , самоудушение дымом в пещере, подрыв при помощи порохового заряда и поочередное отрубание голов всем собравшимся) не получили широкого распространения. Источники позволяют предположить, что самоутопление совершалось в тех случаях, когда возможность организовать самосожжение отсутствовала. Так, в 1752 г. жена обратившегося из «раскола» в православие крестьянина Степана Кудрявцева, напуганная местными церковниками, которые утверждали, что ее «за раскол заберут в острог», «нарочно выдолбила на озере большую прорубь и спустилась под лед с детьми в числе 7 человек» . Напротив, «гари» не были исключением: они приобрели массовый характер. В то время как жертвы самосожжения исчислялись тысячами, к самозакланию прибегали единицы .

Выбор времени и места для самоубийства вполне поддается логическому объяснению. Конечно, первоочередную роль здесь играл успех в сборе сторонников, своевременное завершение предсмертных обрядов (исповеди и перекрещивания по старообрядческим правилам) и подготовка необходимых для «згорения» запасов. Но не менее важны и религиозные мотивации. Самосожжения часто происходили в канун церковных праздников (например, Пасхи). В Палеостровском монастыре самосожжение произошло «святого и великого поста четвертыя недели, крестопоклонной, в пятку в ночь» .

Вполне логично будет предположить, что все предшествующие длительные обряды были рассчитаны так, чтобы самосожжение пришлось на праздничные дни. С точки зрения религиозного человека, это вполне понятно. Во-первых, праздник в народном сознании связывался с переходом в новое качество, реинкарнацией. Смерть в такие дни считалась почетной. Например, среди усть-цилемских старообрядцев считалось счастьем умереть в день Святой Пасхи, «поскольку в этот день Господь призывает к себе только самых преданных вере» . Таким образом, выбор времени для самосожжения вполне соответствовал традиционным представлениям о рождении, крещении, смерти и воскресении как о проявлениях всеобновляющего круговорота в природе и человеческой жизни.

Во-вторых, возможно более рациональное, секуляризированное, психологическое объяснение выбора времени для массового самоубийства. Оценивая трагические последствия реформ Никона, известный психиатр И.А. Сикорский утверждал: «Разделение русских людей на старообрядцев и православных не остается без серьозных психологических последствий, оно способно колебать настроения народных масс, особенно среди событий исключительных. Успех и подъем духа у одних может вызвать противоположные чувства у других» . Вполне вероятно, что это обстоятельство учитывали старообрядческие наставники, которым значительно легче было подтолкнуть своих сторонников к самоубийству именно во время ликования православных – приверженцев «никонианской» церкви.

Источники позволяют прояснить и то, какими принципами руководствовались старообрядческие наставники, выбирая место для «гари». На самом деле это вовсе не было простой задачей. С одной стороны, местом самосожжения чаще всего избирались глухие, удаленные от поселений места, где возводились специальные постройки, названные в следственных документах «згорелыми домами». С другой стороны, иногда в качестве места массового самоубийства избирались монастыри, связанные с внешним миром водными или сухопутными путями сообщений. Наконец, единичные свидетельства показывают, что самосожжения могли происходить в памятных для старообрядцев местах. Так, Палеостровский Рождественский монастырь «привлекал этих ужасных и иступленных водителей на гари, потому что по старообрядческому преданию именно здесь, по приказанию патриарха Никона, был убит или сожжен первый мученик за старую веру, епископ Павел Коломенский» .

В редких случаях самосожжение происходило непосредственно в населенном пункте, в деревне, на глазах у множества изумленных зрителей.

В городах самосожжения никогда не совершались. На это указывали еще авторы «Жалобницы»: «Градския же житилие отнюд сего не творят», не только не сжигаются сами, но и «сердечно воздыхают и непрестанно Бога молят, чтобы утолил господь самосожжения мятеж и уцеломудрил бы разсуждением еуангелския правды» . Эта закономерность сохранялась и в XVIII в. В действительности такое поведение горожан объясняется, с одной стороны, большим рационализмом городской жизни, а с другой – большими возможностями контроля над жизнью отдельного человека в городской среде.

Довольно часто местом самосожжения становились старообрядческие поселения. В конце XVII – первой половине XVIII в. призрак «огненной смерти» постоянно витал над старообрядческими сообществами. Появление любой опасности неизбежно приводило к обсуждению, наступил или нет момент, когда, «яко в некую прохладу», пора войти в огонь. Так, при приближении комиссии О.Т. Квашнина-Самарина (в 1731 г.) «лучшие люди во общежительстве (Выговском. – М. П .) начаша думати, что сотворити, овии и ко страданию глаголаше готовитися, яко и отцы прежние в Палеостровском монастыре огнем сожглися». Не желающие «страдати», «разбежалися, и в руки им не втатися, кои еще хотяху пожити, а овии лутчие люди о сем начаша от Писания рассуждати и препятствовати, что страдати де не за что» . Настроения, провоцирующие самосожжения, быстро распространились в прилегающих к Выговскому общежительству поселениях: «…И донесоша Самарину сие, что згорели несколько человек, и с Лексы пришла в монастырь весть, что хотят горети вси», – сообщает выговский историк Иван Филиппов .

Вполне возможно, что длительная эволюция старообрядчества привела к тому, что лишь на первых этапах его существования самосожжения являлись ответом на гонения, а в дальнейшем, после прекращения преследований (в царствование Екатерины II), появления богатых и многолюдных старообрядческих «общежительств», ослабления эсхатологических настроений мотивы самосожжения стали иными. В частности, в самосожжениях постепенно начал проявляться протест не только против «мира Антихриста», но и против тех старообрядцев, которые отказались от радикальных воззрений. Кроме того, вполне вероятно, что в разных регионах России имели место разные, хотя и объединенные общим эсхатологическим содержанием, точки зрения самих старообрядцев на столь радикальную форму неприятия окружающего мира. Наконец, представители различных старообрядческих толков даже на одной территории могли по-разному реагировать на события и выбирать момент для самосожжения, руководствуясь собственными критериями.

В выборе способа самоубийства также проявляются определенные закономерности. Как говорилось выше, первоначально старообрядцы предпочитали «огненной смерти» гибель от голода и утопление. В конце XVIII в., когда самосожжения почти полностью прекратились, самоутопления и самопогребения начали выходить на первый план. Так, судя по указу Ялуторовской канцелярии, в 1782 г. десять крестьян, «по прельщению лжеучителя», утопились в озере Сазыкуле .

Таким образом, распространение старообрядческого учения об «огненной смерти» подчинялось определенным закономерностям, связанным с преемственностью радикальных настроений между старообрядческими наставниками – бывшими соловецкими монахами, выговскими «общежителями» раннего периода существования пустыни и филипповцами, отделившимися от прочих старообрядцев именно по причине приверженности крайним формам противостояния «миру Антихриста».

Акты Холмогорской и Устюжской епархий // Русская историческая библиотека. Т. 12. СПб., 1894. Стлб. 1000–1002.

Юхименко Е.М . Каргопольские «гари» 1683–1684 гг. (К проблеме самосожжений в русском старообрядчестве) // Старообрядчество в России (XVII–XVIII вв.). М., 1994. С. 64.

Шашков А.Т. Самосожжения как форма социального протеста крестьян-старообрядцев Урала и Сибири в конце XVII – начале XVIII в. // Традиционная духовная и материальная культура русских старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. Новосибирск, 1992. С. 297.

Сырцов И . Самосожигательство сибирских старообрядцев в XVII и XVIII столетиях // Тобольские епархиальные ведомости. 1887. № 13–14. С. 295.

Одним из недостаточно разработанных вопросов в истории российского Раскола являются феномен старообрядческих самосожжений, прокатившихся по России во второй половине XVII – XVIII вв. Самосожжения, или как их иначе называли – гари, практиковали приверженцы старой веры, несогласные с церковной реформой патриарха Никона. Первоначально старообрядцы старались укрываться от официальной православной церкви и правительственных властей в глухих местах на окраинах страны: Русском Севере, Урале, Сибири. Здесь они пытались наладить свой образ жизни: строили скиты, занимались хозяйством. На их поиски их отправлялись воинские команды. Когда такая команда находила тайное убежище, то старообрядцы предпочитали сжечься вместе со стариками, женщинами, в том числе и беременными, и детьми, включая младенцев. Они собирались в самом большом помещении скита, которое снаружи и внутри заваливалось соломой, дровами и другими горючими материалами, запирались и поджигались на глазах воинской команды, открывшей их тайное убежище.
Краткая летопись российских, в том числе и алтайских гарей такова. По данным старообрядческих авторов первые гари произошли в 1676 – 1683 гг. Начались они в Поволжье, затем их география стала быстро распространяться на Северо-Запад: к Онеге и Белому морю и на восток, в урало-сибирский регион . Крупные гари на европейской части страны состоялись в Каргопольском уезде в 1687 – 1688 гг., в которых сожглось около 4000 человек. Всего, по данным энциклопедического словаря «Старообрядчество», в России до 1690 г. в гарях погибло около 20000 человек. В 1693 г. в Пудожской гари сожглись примерно 1000 человек. Самосожжения приняли настолько широкий характер, что даже старообрядческие авторы указывали, что сторонников старой веры охватила целая эпидемия самоистребления .
Первое известие о гари в Сибири датируется 6 января 1679 г. Она произошла на р. Березовке в Тобольском уезде недалеко от г. Тюмени. В этот день сожглись раскольники, которые укрывались в старообрядческой пустыни старца Данилы (в миру Доментиана). В Березовской гари по разным сведениям сгорело от 300 до 1700 человек . Меньше чем через месяц произошла другая гарь тоже недалеко от Тюмени: 4 февраля 1679 г. старообрядцы разных сословий: крестьяне, драгуны, казаки собрались на дворе драгуна К. Аврамова и. несмотря на уговоры местного приказчика, послушались дьячка И. Федорова, призывавшего к самосожжению, и все сожглись . В октябре 1722 г. произошло самосожжение около 400 крестьян-староверов на р. Пышме опять возле Тюмени. Несколько крупных гарей были зафиксированы властями под Томском. Одна из них произошла 2 июля 1725 г. в дер. Морозово Вертского острога, когда в пожаре сгорело 147 человек .
На Алтае первая и крупная гарь состоялась в 1725 г. в Елунской пустыни, которую возглавлял деятель Выговского центра беспоповцев Иван Семенов. В июле 1739 г. самосожжение совершили примерно около 300 сот крестьян возле дер. Новое Шадрино на территории современного Косихинского района Алтайского края. В 1742 г. произошло самосожжение в алтайской дер. Лепехино Белоярской слободы. В 1746 – 1747 гг. гари прокатились по деревням Степного Алтая (современного Шипуновского района). В Усть-Чарышской деревне самосожжение возглавил старообрядческий наставник И. Закурдаев .
В христианском понимании самоубийство, а самосожжение всегда трактовалось Русской православной церковью только так, – это не просто смертный грех, а единственный грех, в котором невозможно раскаяться, следовательно, получить от Бога прощение и спасение души. Неслучайно в христианской погребальной практике самоубийц никогда не отпевали и не хоронили на кладбище. Христианство рассматривает самоубийство как лишение себя тем или иным способом жизни . Причины возникновения феномена самосожжений в российской истории надо искать в религиозной идеологии нескольких поколений старообрядцев в XVII – XVIII вв., в сути противостояния Раскола и государственной власти и в отношении староверов к самосожжению как пути, который они выбирали для достижения спасения.
Что касается старообрядческой идеологии, то она, начиная со второй половины XVII в. была полностью эсхатологической. Раскольники искренне верили, что после церковных реформ Никона наступили последние времена. Уверенные в том, что они переживают самый настоящий конец цвета, вожди Раскола и расколоучителя открыто обличали как Антихриста сначала патриарха Никона, потом царя Алексея Михайловича, затем императора Петра I. Для них было характерно понимание того, что последние времена уже наступили: Антихрист воцарился как в церкви, так и в обществе . В последние времена полагалось прятаться и скрываться от Антихриста и его слуг, чем раскольники-беспоповцы и занимались практически до конца XVIII в., укрываясь в глухих местах страны. Поэтому если властям удавалось обнаружить старообрядцев в их тайных скитах, то они предпочитали смерть в огне – «огнеопальное причастие» насильственному возвращению в мир Антихриста.
Суровая борьба государства отчасти объясняется крайним упорством староверов, легко доходящим до фанатизма. Жесткая правительственная политика по отношению к старообрядчеству встречала с его стороны самое ожесточенное сопротивление. В социуме беспоповцев гарь – самосожжение считалась мученической смертью в огне, на которую добровольно шли многие старообрядцы, чтобы не попасть в «руки антихристовы». В старообрядческой литературе, осуждающей самосожжения прошлого времени, по-прежнему делается упор на то, что гарям предшествовали многочисленные казни вождей и наиболее непримиримых расколоучителей через сожжение «во срубе». Старообрядческие авторы подчеркивают, то, что официальная церковь и правительство использовали для устрашения сторонников старой веры в виде специальной карательной казни по Двенадцати статьям царевны Софьи, ими стало восприниматься как христианский подвиг . Но вместе с тем, следует отметить, что в самом старообрядчестве одновременно сложилось движение протеста против практики самосожжений. Так, с 1680 г. против раскольничьих самосожжений активно выступал инок Араамий Венгерский в Тобольском крае. Против практики гарей выступили поморские старцы, написавшие интересный документ «Жалобница», в котором самосожжения безоговорочно осуждались. В 1691 г. появился обличительный трактат старца Евфросина «Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственном смертей». Затем заочный собор поповцев, проведенный по переписке в 1691 г., осудил самосожженцев. Во время комиссии Самарина в 40-х гг. XVIII в. насельники Выговского общежительства хотели совершить самосожжение, но потом рассудили, что подобное «произвольное страдание» не может быть «спасительно». Однако победить эпидемию самоистребления оказалось непросто. Даже старообрядческие авторы признают тот факт, описанный в трудах Н.Н. Покровского и других советских историков, что среди беспоповцев существовали профессиональные организаторы самосожжений, которые по несколько раз уходили из огня гарей невредимыми, чтобы в новом месте снова созвать народ для огненного причастия . Правда, по их пониманию, они руководствовались благой целью: спасти как можно больше христианских душ от «лап антихристовых слуг» – воинских команд, посланных для сыска беглых раскольников. В итоге, весь XVIII в. был заполнен самосожжениями старообрядцев.
Другой аспект проблемы касался способов ухода из жизни. В старообрядческой протестной практике против антихристова мира существовало два вида: самоуморение себя голодом и самосожжение. Первый способ в старообрядческой протестной практике не нашел широкого применения в отличие от самосожжения. Следует отметить, что староверы старались в какой-то мере избежать наказания в загробной жизни за грех самоубийства, поэтому при совершении гари они старались соблюдать следующие правила. Для того, максимально отстраниться от того, что они совершали, и самим себя не поджигать, они на засов закрытого изнутри помещения ставили зажженную свечу, на пол наваливали охапки соломы, когда солдаты выламывали дверь, то свеча падала на солому, которая огнем охватывала все здание .
Следующий аспект заключался в отношении раскольников к огню. Обычные свойства и использование огня человеком хорошо известны. Но в ветхозаветной традиции и новозаветной тоже огонь нередко соединяется с явлением Бога, как, например, при Синае, в псалме 17 и в других книгах Ветхого и Нового заветов. Особая природа огня упоминается в книгах Ветхого завета: Бытия и Исхода. В ветхозаветные времена огонь сходил от бога и пожирал приготовленную жертву. Он снизошел с неба при освящении Скинии, и по Божьему повелению его нельзя было гасить. В новозаветном послании солунянам говорилось, что Иисус Христос во втором пришествии явится в пламенеющем огне. Сошествие Духа Святаго в день Пятидесятницы на апостолов произошло в виде огненных языков. Об явлении Кувиклии известно во всем мире. В новозаветной литературе утверждается, что последним делом огня будет кончина мира . В книгах Священного Писания слово «огонь» нередко употреблялось как метафора для обозначения великой потери или тяжкого испытания.
О старообрядцах можно сказать, что они чаще читали Ветхий завет, в котором говорилось об очистительных функциях огня, и огне как способе принесения очистительной жертвы, чем Новый. Для раскольников, которые стояли на основе библейской традиции толкования конца света, самосожжение являлось не массовым самоубийством, а единственным спасением от власти Антихриста, более того, они все свято верили, что своей мученической смертью они заслуживают прощения всех своих земных грехов, после которой они попадают в «царствие небесное». Идею о самосожжении некоторые старообрядческие расколоучители подкрепляли авторитетом святого Иринея Лионского, толковавшего чудо о трех отроках, спасенных из «пещи» царя Навуходоносора, следующим образом, Анания, Азария и Мисаил «чрез свое приключение пророчески показали имеющее быть в конце сожжение праведных». Старообрядческий старец Сергий в 1722 г. утверждал, что «поистине нельзя, чтобы нам не гореть», ибо он не видел другого выхода спасения от воцарившегося в миру Антихриста. Историк-старообрядец И. Филиппов писал: огненное сие страдание – ради немощи нашей». Поминание о «сожженных благочестия ради» вошло в беспоповский Синодик .
Впоследствии отношение старообрядцев к самосожжениям стало меняться. По данным энциклопедического словаря «Старообрядчество» причины самосожжений коренились в учении крайних религиозных фанатиков о свершившемся пришествии в мир Антихриста. Но, пытаясь понять таких фанатиков, старообрядческие авторы оценивают вторую половину XVII в. как ситуацию ужаса и отчаяния, охватившую многих раскольников. Неслучайно, они сравнивают то, что происходило в России в XVII – первой четверти XVIII вв. с временами Римской империи, когда гонимые христиане тоже ожидали близкого конца света, принимая Нерона за Антихриста. Но понимание прихода в этот мир Антихриста обернулось для беспоповцев непоправимой трагедией.
Что касается Горного Алтая, то гари на его территории не фиксировались. Причины отсутствия самосожжений в горном регионе юга Западной Сибири были следующими. Поначалу старообрядческий социум складывался из беглых раскольников, которые надежно прятались в ущельях за горными хребтами. Позже с принятием беглых староверов в российское подданство в 1791 г. здесь сложилась своя модель взаимоотношений старообрядцев разных толков с государственной властью. К тому же в среде беспоповцев в конце XVIII в., поскольку конца света так и не наступило, сложилось учение о «мысленном Антихристе», который давно воцарился в миру и правит им невидимо. Соответственно изменились идея бегства и отношение к самосожжениям. Уходить теперь нужно было не от мира как такового, а от таившегося в нем греха. Отсюда главным смыслом для алтайских староверов стало сохранение старой веры и традиционного сохранения уклада, отождествляемого с истинным православием.

Мукаева Лариса Николаевна,
Горно-Алтайский государственный университет,
доцент
кафедры истории России
кандидат исторических наук,
Горно-Алтайск, Россия

Список использованных источников
Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря. М. Церковь, 1996. С. 249.
Там же. С. 250.
Старухин Н. Сибирь на путях верности древлеправославию (XVII в. – 1-ая пол. XVIII в.) //Старовер. Горно-Алтайск. 1994. июль. С. 43.
Покровский Н.Н., Александров В.А. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск. 1991.
Старухин Н. Указ. соч. … С. 44.
Там же. С. 45.
Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. II. М., 1992. С. 1999.
Мукаева Л.Н. Тайна Раскола //Евразийцы. Горно-Алтайск. – 5. 2009. С. 27 – 28.
Старообрядчество. … С. 249.
Там же. С. 250.
Там же.
Полный православный богословский энциклопедический словарь. С. 2000.
Старообрядчество. … С. 250.